В этом отношении интересы мужчин-рабочих и капиталистов совпали. Кризис, начатый борьбой рабочего класса в Англии в 1830–1840‐х годах благодаря подъему чартизма и тред-юнионизма, появлению социалистического движения и страху среди работодателей, вызванному общеевропейским восстанием рабочих в 1848 году, «которое распространилось по всему континенту подобно лесному пожару»[230]
, убедило руководство страны в том, что необходимо улучшать качество жизни. Британии пришлось отказаться от прежней стратегии сокращения заработных плат до минимума и увеличения до максимума рабочего дня, если она не хотела столкнуться с затянувшимися общественными волнениями или даже революцией.Главной проблемой реформаторов стали также убедительные свидетельства все большего охлаждения женщин из рабочего класса к семье и воспроизводству. Английские женщины и работницы, и особенно «рабочие девушки», занятые на фабрике круглый день, зарабатывающие собственную зарплату и привыкшие к тому, чтобы быть независимыми и проводить большую часть дня в публичном пространстве с другими мужчинами и женщинами, «не были заинтересованы в том, чтобы рожать следующее поколение рабочих»[231]
; они отказывались принимать роль домработниц и угрожали буржуазной морали своими развязными манерами и мужскими привычками, такими как курение и употребление алкоголя[232].Жалобы на отсутствие домашних навыков и мотовство работниц – на их склонность покупать все нужное, неумение готовить еду, шить и убираться по дому, что заставляло их мужей отсиживаться в «винных лавках», на отсутствие у них материнской любви, – стали основными пунктами докладов реформаторов начиная с 1840‐х годов и до конца столетия[233]
. Приведем типичный пример: в 1867 году Комиссия о детской занятости сетовала на то, что «[замужние женщины,] отработав с восьми утра и до пяти вечера, возвращаются домой уставшими и измотанными, и уже не хотят предпринимать никаких усилий, чтобы сделать жилище уютным», а потому, «когда домой возвращается муж, он видит бардак, грязный дом, неприготовленную еду, уставших и капризных детей, неухоженную и недовольную жену, и дом кажется ему настолько неприятным, что ему ничего не устается, как удалиться в публичный дом и стать пьяницей»[234].Даже Маркс замечал, что у «рабочих девушек» нет навыков домоводства и что они тратили заработок на покупку продуктов, которые ранее сами готовили дома, а потому он пришел к выводу, что закрытие ткацких фабрик из‐за Гражданской войны в Америке привело по крайней мере к одному положительному результату:
Жены рабочих находят теперь необходимый досуг, чтобы покормить детей грудью, вместо того чтобы отравлять их микстурой Годфри (опиумным препаратом). У них теперь появилось время, чтобы научиться стряпать. К несчастью, это поварское искусство было постигнуто в такой момент, когда им нечего было есть… Точно так же кризис был использован с той целью, чтобы в особых школах научить дочерей рабочих шитью. Понадобились американская революция и мировой кризис, чтобы рабочие девушки, которые прядут для всего мира, научились шить![235]
К озабоченности кризисом домашней жизни, вызванным занятостью женщин, присовокуплялся страх того, что женщины присвоят мужские прерогативы, что, считалось, подрывает семью и является источником общественного беспокойства. На парламентских слушаниях 1847 года, которые привели к принятию Закона о десятичасовом рабочем дне, один из защитников ограничения рабочего дня для женщин заявил: «женщины не только выполняют работу, но и занимают место мужчин; они создают разные клубы и ассоциации, постепенно приобретая привилегии, который считаются истинной прерогативой мужского пола»[236]
. Предполагалось, что нездоровая семья будет означать нестабильность страны в целом. Мужья, о которых никто не заботится, будут уходить из дома, проводить свободное время в публичных домах, пивных и винных лавках, попадать в опасные истории.Еще одной опасностью представлялось то, что сочетание низкой заработной платы, долгого рабочего дня и отсутствия заботы о доме должно сократить рабочую силу, снизить ожидаемую продолжительность жизни и произвести ослабленных индивидов, от которых нельзя было ожидать того, что они станут хорошими рабочими или солдатами.