Патриархат заработной платы. Заметки о Марксе, гендере и феминизме

Если читатель – благоразумный родитель, он меня обязательно поддержит; поскольку, если бы санитарные меры, мной защищаемые, действовали, разве не беспокоился бы он меньше о развитии своих сыновей с раннего детства и до возмужания? Государственные мужи и политэкономисты уже на моей стороне, ведь разве не ослабляются армии и флот, не изнашивается рабочая сила, не уничтожается даже и население тем злом, против которого я предлагаю выступить?[268]

Регулирование проституции означало медицинский контроль сексуальных работниц, который осуществлялся по образцу, принятому во Франции в первой половине XIX века.

Наряду с этим регулированием, благодаря которому государство при посредстве полиции и медиков стало прямым контролером сексуального труда, мы наблюдаем институционализацию проститутки и матери как отдельных, взаимоисключающих фигур и функций, то есть институционализацию материнства без удовольствия и «удовольствия» без материнства. Социальный курс начал требовать того, чтобы проститутка не становилась матерью[269]. Ее материнство следовало скрывать, выносить за пределы места работы. В литературе того времени ребенок проститутки обычно живет в деревне, под присмотром милостивых опекунов. Тогда как мать и супруга, то есть «честная женщина», должна была смотреть на секс как всего лишь на домашнюю услугу, супружеский долг, которого она не могла избежать, но который не должен приносить ей удовольствие. Единственный секс, дозволенный матери, – это секс, очищенный браком и деторождением, то есть бесконечными часами неоплачиваемого труда, секс без особого веселья и всегда сопровождавшийся страхом беременности. Отсюда и классический образ, переданный нам романами XIX века, – образ женщины, которая терпит домогательства своего мужа, стремясь ни в коем случае не потерять ауры святости, которую общество пожелало водрузить ей на голову.

Разделение сексуального труда и материнства стало, однако, возможным только благодаря тому, что капитал использовал значительное психологические и физическое давление. Судьба незамужней матери, «соблазненной и брошенной», которая вместе с превознесением материнских жертв стала весьма распространенным сюжетом литературы XIX века, служила женщинам вечным напоминанием о том, что нет ничего хуже, чем «потерять честь» и считаться «шлюхой». Но в то же время бичом, который лучше удерживал женщин на их месте, стали условия, в которых была вынуждена жить проститутка в пролетарской среде, поскольку она все больше изолировалась от остальных женщин и подвергалась постоянному государственному контролю.

Однако, несмотря на криминализацию проституции, попытки создать респектабельную семью рабочего класса долгое время ни к чему не приводили. Только незначительная часть мужчин из рабочего класса получала такую зарплату, что их семьи могли жить на одну «мужнину работу», тогда как сексуальный труд оставался наиболее доступной формой дохода для пролетарских женщин, к которому они принуждались неустойчивостью сексуальных отношений, часто оставаясь одними с детьми, которых надо растить. Отрезвляющее открытие было сделано в Италии в 1970‐х годах, когда выяснилось, что до Первой мировой войны большинство детей из пролетарской среды регистрировались при рождении с графой для отца «NN» (nomen nescio, «имя неизвестно»). Работодатели пользовались нищетой женщин, принуждая их заниматься проституцией, чтобы сохранить те рабочие места, которые у них были, или же чтобы их мужей не уволили.