Печать грешника

Билли шёл впереди, так как у него был прибор ночного видения, а я светил своим фонарём себе под ноги и старался повторять следы моего первого номера. Всё-таки Дикая территория — это очень опасное место и лучше переоценить её, чем погибнуть.

— Чувствуешь? — Резко остановился Билли, когда мы проходили мимо платформ.

— Да, — лаконично ответил я. Волосы на моей спине встали дыбом, на виски обрушилась смертельная тяжесть. Где-то рядом с нами разродилась Электра.

Билли достал детектор и усмехнулся.

— Опыт, — тихо произнёс он и направился в сторону, куда указывал детектор.

Билли шёл медленно и не скупился на болты, которые кидал перед собой.

— Сдадим Ликомеду, будет, на что комнату для ночлега снять и поужинать.

Я молчал. Денег было вдоволь, но, если артефакт сам идёт в руки, грех отказываться от такого подарка. Да и для душевного равновесия полезно. Сейчас мы не думали о том, что бродим затемно по Дикой территории.

Билли жестом попросил меня остановиться, а сам закинул винтовку за спину и достал один из герметичных контейнеров. Я внимательно смотрел по сторонам, пока мой коллега ловил в контейнер прыгающий на месте ослепительный, маленький, очень сильно излучающий предмет. Затем Билли вернулся.

— Маленький кругленький мерзавец небесного цвета. Очень ослепительный и достаточно дорогой, — усмехнулся я.

— Что есть, то есть, — подтвердил Билли.

— Артефакт «Лунный свет». Сталкеры порой недели убивают, чтобы найти его. А как заказ возьмёшь, так вообще хрен отыщешь, как назло.

— Молодые ещё. Как научатся своим телом чувствовать, что рядом что-то есть, так сразу потеряют интерес к пустому собирательству.

Мы сели на край платформы и закурили. Ощущение было, что опасности никакой нет. Будто бы мы обычные туристы, которые решили сделать привал, дать ногам отдохнуть, да дыхание перевести.

— И всё-таки, Зона — это проклятие человечества или его счастье? — Задумался я, втягивая дым сигареты и ощущая приятное касание нежной ночи. Только в Зоне такие ночи, они несут ужас, но это до тех пор, пока не привыкнешь к этому чувству. Я поражался, как же всё-таки так происходит: например, лично я жуть как боюсь Дикой территории; вот, в двадцати метрах от места, где мы сейчас курим, я впервые чуть жизнь не отдал этому ненасытному организму; находиться здесь — одно напряжение и дискомфорт, но сейчас, после того, как мы специально сходили в одну из смертоносных аномалий, мы с другом сидим и курим, чувствуя спокойствие и умиротворение.

— Даже доктор Пильман23 не даст однозначного ответа на этот вопрос, — произнёс Билли.

— Да твои учёные всегда говорят как-то странно. Ляпнет что-нибудь и трактуй потом, как хочешь, — отреагировал я.

— До сих пор этот феномен, этот организм можно только изучать.

— И смотреть, как он изменяется. День за днём, год за годом. И всё-таки, несчастий он доставил людям больше.

— Парадокс. В Зону ползут как раз за счастьем. За богатством, в основном.

— Но ведь не только в деньгах счастье.

— Ты только не говори об этом местным обитателям. Они каждое утро уходят за порождениями Зоны и верят, что когда-нибудь смогут накопить достаточно.

— Но, если Зона живая, то можно предположить, что она просто издевается над сталкерами. Иногда шатаешься по аномалиям да по радиоактивным болотам — и хоть бы хны тебе, а порой на ровном месте в мясорубку угодишь.

— Просто она как женщина. Всегда требует к себе внимания. И всё-таки, я считаю, что Зона — это счастье для человека.

— Почему? — Удивился я.

— В Зоне человек может быть сам собой. Может быть первобытным, диким. Тем, кем ему не позволяет быть в гражданском мире цивилизованное общество. Сталкеры лезут сюда, чтобы найти счастье, и, как мне кажется, в данном случае: счастье — думать о том, что ты можешь быть счастливым.

— Билли, ты одной ногой уже находишься в могиле. Что ты чувствуешь, когда мы говорим о Зоне?

— Не знаю. Что-то тёплое, немного грустное, немного печальное. Такое чувство, что я прощаюсь со своей жизнью. Но главная проблема заключается в том, что до моего прихода в Зону жизни у меня и не было. Всё, что было до этого — это была пустая игра: я должен был быть хорошим сыном, я должен был стать учёным, как и мой отец. У меня, действительно, был интерес к исследованиям, но разве это был я? Разве это были мои мысли и мои чувства? Такое ощущение, что я смотрел на мир глазами своих родителей, я чувствовал так, как общество хотело от меня. И только когда я попал сюда — я ожил. Я вдохнул жизнь. Оказавшись здесь, балансируя, как канатоходец, между жизнью и смертью, я почувствовал, что я живу полноценной жизнью. Здесь я встретил свою любовь и здесь же её потерял. Здесь я ожил и здесь же я…, — замолчал Билли и спрыгнул с платформы. — Пошли, нам пора.