Печать мастера

У Хэсау был старик с такими же глазами. У Вонгов — сразу двое — мужчина и мальчик, старше самого Косты от силы зим на пять, которого так и тянуло рисовать.

— …не нужно думать, просто расслабиться… — голос менталиста был печален и тих.

Сир Блау возмущался вчера, что если один из последних кланов свободных менталистов — Таджи, “лягут” под Фениксов, принеся полную вассальную на крови, то те непременно захотят протащить право в совете выделить для менталистов отдельную гильдию, учить отдельно. Можно подумать, какой-то клан согласиться на это. Никогда такое решение не пропустит совет, неподконтрольная кланам сила — менталисты, которые не подчиняются никому, такой угрозы не хотел никто

Но — целая гильдия.

Коста не знал точно, что такое гильдия, но наверное это почти отряд. Отряд из печальных людей с такими же глазами. Серых от печали. Вереница уставших людей с седыми прядями на висках. И эти уродливые печати на шеях — он бы стер их у каждого, содрал бы…

— …мальчик… — черные зрачки менталиста расширились и Коста понял, что все последние мысли — считаны.

И — покраснел.

Старательно пытаясь представить вершины Лирнейских, теряющиеся в туманной дымке. Наставник прав — у него слишком беспокойный ум, ему никогда не стать мастером.

“Не совсем” — слова рождались у него в голове, слова сказанные чужим тихим голосом. “Тварей привлекает сила. Не использовать вообще. Единственный способ выжить — раствориться”.

И Коста вздрогнул, разрывая контакт глаза-в-глаза. Наставник только этим утром предупредил его, что нужно как можно меньше использовать источники энергии.

Всё кончилось быстро, как будто легким перышком пощекотали в голове. Следом поверили Наставника.

— Чисто, сир, — отчитался менталист. — Я могу возвращаться?

Сир Блау кивнул.

Клятвы они принесли быстро — почти такие же, как и в стандартном контракте писарей или каллиграфов — неразглашение информации, выполнение обязанностей, не навредить ни словом ни делом. На ближайшие двенадцать декад сир в черном плаще с гербом скорпикса на клановой печати становился вторым после Великого, для каждого из членов отряда.

— Добро пожаловать в отряд…

— Чтоб ты сдох…

— … но не сегодня…

— Видит Великий, малец…надеюсь ты будешь удачливей предыдущих…

Их хлопали по плечам и снова салютовали — так странно, как Коста не видел никогда раньше — прикладывали кулак дважды к груди и поднимали вверх, раздвинув два пальца — “V”.

— Вэйлиент, — склонил седую голову Наставник — обращаясь к сиру. Склонил уважительно и низко, в полном официальном, какой отдают только Главам.

Дважды приложил кулак к груди и, помедлив, вскинул высоко вверх, показав два пальца.

— Вэй-ли-ент! — засвистели в ответ, и кулаки полетели вверх — следом.

— Вей-ли-ент!

— Вей-ли-ент…

***

Пять декад спустя

Человек такое существо, которое ко всему привыкает. Десять уровней, десять декад, по уровню на декаду, включая отдых и время на замену тех, кого они потеряли.

А они потеряли. Коста тщательно зарисовывал лица тех, кто больше не увидит цвета небес. Тех, кто остался под землей, хотя и поверил в силу Вэйлиента Блау.

Его самого пока хранил Великий, или те, кто не раз оттаскивал за шкирку из-за поворотов. Контракт сира Блау был щедро оплачен городом и не менее щедро сир заклинатель делил золотые фениксы между членами отряда, ещё щедрее одаривая семьи тех, кому не повезло потерять кормильца.

Первый спуск Коста боялся. Боялся, потому что боялись все, боялся, потому что — твари, и ещё больше боялся, что всё-таки опозорится и обмочит от страха зимние штаны.

На втором уровне, когда первые раз лицом к лицу столкнулся с желтыми глазами-блюдцами, сияющими в темноте, как бумажный фонарь, он перестал спать. Закрывал глаза и видел сталактиты, свисающие с потолка, лабиринты переходов, влажные, покрытые льдом и мхом стены, русло подземной реки, которая текла куда то на север под Лирнейские, и если верить старикам, питала Северное море.