Печать мастера

Но Коста уже не слышал — схватил верхний стеганый халат, и как был, вылетел на улицу.

***

Не пойду.

Не пойду. Не могу больше.

Успокоился он, намотав пару кругов по старой части города и основательно замерзнув. Было стыдно за собственную несдержанность, стыдно, за то, что было стыдно, стыдно возвращаться обратно и ещё больше стыдно, что мастер в итоге оказался прав. Почти девять зим — зря. Он так и не научился контролировать ярость внутри.

— Порченая кровь Хэсау, — пробормотал Коста под нос, слышанные единожды слова от Наставника.

Как он пришел к дому обозного торговца, Коста не помнил, но в окнах горел свет, и на этот раз ему открыли сразу после второго стука.

***

Старый Керн, дом торговца

Коста уже десять мгновений грел руки о глиняную пиалу и медленно цедил жидкий чай. Объяснять зачем он пришел — не пришлось, хотя Коста придумал сразу две причины.

— Помощник мастера… К отцу? Его нет, он скоро будет, — дочь торговца открыла дверь сразу и проводила его на кухню. — Твой мастер был вчера.

Коста удивился, но промолчал — по привычке. Три декады в обозе он вел себя тихо, говорил мало — больше слушал, запоминал и рисовал, “тихий малец” — такое прозвище он получил в караване. Поэтому его так просто пустили в дом. С легкого языка Наставника все знали, насколько он безопасный и молчаливый. Говорит мало, ест много, заикается и — постоянно рисует.

На кухне было пусто и пыльно, как будто редко готовили, или… Коста увидел край мерных алхимических весов, рассыпавшиеся веточки травы с красивыми соцветиями, маленькие холщовые мешочки, с витой тесьмой сверху и красным оттиском краски на боку… или кухню используют для других целей.

— Чай, высокогорные сборы, — пояснила дочь торговца резко, отобрав сухую веточку из рук и раздвинула ширму, перегораживая часть кухни. — Теперь торгуем чаем, идет хорошо.

— А соль? Сушеные водоросли и ткани?

— Соль? — переспросила дочь торговца. — Уже продали всю…

— А т-т-ткани?

— И ткани…

Коста смотрел, как девушка наклоняет голову, врет и улыбается без тени смущения. Мастер прав — он совсем слепой. Как щенок. Так и не научился видеть “сути”, ни людей, ни явлений.

***

Торговец вернулся раньше, чем Коста допил первую пиалу с чаем. И тоже не удивился визиту и отсчитал дочь.

— Вот, — глиняная пузатая бутыль, ещё запечатанная сверху воском, перекочевала из рук в руки. — Я говорил вчера твоему Мастеру, что нам без надобности, чтобы забирал сразу, а не посылал ученика! Мы уже продали все рулоны, — торговец холодно улыбнулся. — Но он настаивал, что это лучше позволит краске пропитать ткани.

… Нет, нет, больше заказов для писарей нет…

… Соль? Продали всё, нужно будет снова ехать…

… Вернемся на побережье…

Коста кланялся и снова и снова настойчиво выспрашивал про заказы. Он юн, но учится у Мастера, ему очень нужны фениксы. Он может переписать для господина учетные книги, или изобразить портрет юной мисс, или нарисовать хорошую вывеску — он умеет, пока торговец наконец не перестал улыбаться и просто выставил его вон.

Люди лучше всего запоминают первое и последнее сказанное, так учил его Наставник Хо.

На улице Коста поглубже натянул капюшон на голову и обернулся — окна дома, из которого его только что выставили, гостеприимно сияли теплым желтым светом.

***

Во флигель он крался в темноте, как мышь, стараясь, чтобы ни входная дверь, ни одна из ступенек не скрипнули. Света был погашен везде, дверь в комнату Мастера плотно закрыта, стол внизу чист.

В его каморке, на столике у тахты стояла миска, прикрытая полотенцем, и рядом два одинаковых фиала с эликсирами на куске пергамента, где рукой мастера было выведено: “вечер”, “утро”.

Коста вынул пробку и понюхал — успокоительное, а потом во вздохом вытащил из кармана пузатую глиняную бутыль, которую ему дал торговец, и пристроил рядом.

Деньги за состав ему вернуть отказались.

В первой же алхимической лавке по пути ему указали мастера, по привязанной к бутыли бумажке. И конечно, мастер Хо выбрал самую дешевую лавку из всех и самого скаредного алхимика.