Коста послушно кивнул и вышел, бросив ещё один взгляд на дальний стол — в это время уже всегда поднималось тесто на завтра, опара ползла вверх, приподнимая полотенце, но сегодня чан был пуст.
На улице он натянул капюшон, потоптался на месте и решил вернуться во флигель кружным путем, обогнув дом. А то, что можно по пути заглядывать в окна — кто виноват, что они на высоте его роста?
Окна запотели — видно было всего ничего, и Коста уже завернул за угол, когда кто-то дернул его сзади за плечо, утаскивая обратно.
— Ты что здесь вынюхиваешь? Чего надо? Чей ты? Говори! — удар, обрушившийся сверху оказался внезапным, и Коста потерял равновесие на миг, но быстро вывернулся рванув завязки пояса и оставил полушубок в руках нападавшего — и быстро отпрыгнул в сторону. В форте часто приходилось избегать драк.
— А ну иди сюда! — мужик, выше и тяжелее его, рванул вперед с неожиданной резвостью, и, схватив его за ворот, потащил к себе. Коста вывернулся и укусил — со всей силы, куда достал, и в придачу вмазал кулаком. — Ах ты, гаденыш!
Их растащила мистрис, когда они уже вовсю извалялись в снегу.
***
— Живет он здесь, идиот! Живет! Во флигеле! — сурово шипела вдова. — Сказано вам было — сидеть в заднем, ни шагу за порог! Сказано?!
Коста грел руки о горячую чашку и изучал царапины на пальцах. Костяшки на одной руке сбиты в кровь. А пальцы — достояние каллиграфа, руки — кормят писаря, и вообще то единственное, что его кормит.
На племянника, заросший бородатый мужик походил слабо. Скорее на сбежавшего наемника, как и постоянно шмыгающая носом девица, которую представили, как “жену племянника”. Вместо того, чтобы броситься к мужу, когда они ввалились внутрь, она бросилась от них — прятаться. Жены так себя не ведут.
Но Коста — молчал и ждал. Потому что бородатый “племянник” поставил стул точно перед дверью, перегородив выход.
— Коста, мальчик… — со вздохом начала хозяйка.
— Да порешим его и дело с концом…
— Я вам порешу, — мистрис решительно загородила его собой и шагнула вперед. — Вылетишь отсюда раньше, чем звезды зажгутся…
Раньше, чем она закончила, Коста крутнулся на стуле, и рванул к дальнему столу, выхватив со стола бутыль с маслом, подбросил в воздух, стекло разбилось с грохотом, забрызгав полкухни… и метнулся к печи…
— Коста!!!
…в которой были отличные угли.
***
В этот раз к Наставнику Коста пошел сразу, как его выпустили, после третьей попытки без заиканий принести клятву о молчании.
Руку мастеру под нос — со сбитыми костяшками он сунул сразу, и постучал ладонью по горлу — “не могу”.
— Малец?! Дрался?
Коста быстро очистил место на столе, сдвинув все в сторону, выхватил у мастера кисть и на чистом пергаменте тонкими штрихами начал набрасывать — вывеску пекарни, вид с улицы, след на полу, едва уловимые черты мужского лица, дородную вдову, след от шрама на запястье “племянника”, пустой чан на столе…
— Хватит, хватит, хватит, — кисть у него отобрали мягко и Коста понял, что дышит часто с присвистом. — Я понял… понял больше, чем ты думаешь…
Коста боднул головой, постучал ладонью по горлу, и потом впечатал кулак со сбитыми костяшками прямо в рисунок “мужика”. И хотя вдова дала ему “слово”, что мастера не тронут, если Коста принесет клятву и будет молчать — он не верил. Прошлый раз они опоздали, но могут успеть сейчас.
***
В пекарню они шли вместе — сначала Наставник Хо, расслабленно разминающий пальцы, и за его спиной взъерошенный Коста.
— Иди к себе. Быстро, — властно скомандовала вдова дочери, увидев гостей на пороге. Девчонка бросила тесто и даже не отряхнув руки от муки, убежала. — Мальчик…