Пеле. Я изменил мир и футбол

Я немедленно принял приглашение. Никогда я не слышал о чем-либо более достойном, чем этот проект. В течение нескольких лет я стал очень близок с миссис Шрайвер, внося свой вклад в дело продвижения Специальных Олимпийских игр и появляясь на различных мероприятиях и встречах со спортсменами. Миссис Шрайвер очень хорошо ко мне относилась – очень серьезно и проницательно. Она говорила, что ей нравятся жизнерадостность бразильцев, наша музыка и наши танцы. Но более всего прочего она была сосредоточена на том, чтобы идея Специальных Олимпийских игр увенчалась успехом. То, что начиналось в Чикаго в 1968 году как состязания по легкой атлетике с участием всего лишь тысячи пятисот спортсменов, трансформировалось к 1983 году в мегамероприятие, в котором приняли участие миллион спортсменов из пятидесяти стран. То, что я смог приложить свои скромные усилия, ставшие частью общей работы, к обеспечению подобного роста, позволило мне испытать наиглубочайшее удовлетворение. Никогда не забуду ее бессмертные слова: «В Специальной Олимпиаде превыше всего не самое сильное тело и не самый блестящий ум. Превыше всего несломленный дух, преодолевающий все препятствия на своем пути».

Я был поражен американской способностью одновременно содействовать развитию благотворительности, бизнеса и спорта. Я никогда не сталкивался с подобным в Бразилии. Миссис Шрайвер проявляла особое мастерство в организации мероприятий, на которых люди могли собираться для того, чтобы творить добрые дела, веселиться и зарабатывать деньги. Примером может послужить случай, когда наша огромная группа прибыла на трехдневный уикенд в Вашингтон, округ Колумбия, чтобы собрать средства для Специальной Олимпиады, а также для презентации нового фильма «Супермен» с Кристофером Ривом в главной роли. Присутствовал весь цвет знаменитостей – от Стива Росса до американской журналистки Барбары Уолтерс и, разумеется, Генри Киссинджера. Дочь миссис Шрайвер, двадцатитрехлетняя Мария, привела с собой своего бойфренда, австрийского культуриста Арнольда Шварценеггера. Тогда он вел себя весьма тихо, а его английский был не на много лучше моего. Я поинтересовался, приходилось ли ему в Европе играть в футбол. «Предпочитаю тягать тяжести, – ответил он с улыбкой. – У меня это лучше получается».

На просмотр фильма «Супермен» пришел даже президент Картер с супругой. Киссинджер разогревал толпу, рассказывая, как играл вратарем в Германии. «Хочу поблагодарить вас за то, что пришли посмотреть фильм, посвященный моей жизни», – пошутил он. Перед тем как показать сам фильм, публике представили короткометражную ленту о Специальной Олимпиаде. Помню, какая тишина настала в зале, когда дети на экране говорили о том, как важно для них получить свою особую возможность заниматься спортом. Для меня это стало большой наукой – речь шла не просто о большой и волнительной работе, оказалось, благотворительность может приносить радость. Ею можно заниматься эффективно, с прицелом на конкретные результаты. Вооруженный таким опытом, я вернулся в Бразилию, твердо намереваясь сделать дома столько хорошего, сколько было в моих силах.

И вновь политика

К началу 1990-х казалось, что положение в Бразилии хуже быть уже не может. Но тем не менее это случилось. В дополнение ко всем нашим уже ставшим привычными экономическим проблемам на нас обрушились почти немыслимые трагедии, настолько ужасные, что вместе с нами рыдал весь мир. В 1992 году вспыхнул бунт в тюрьме Карандиру в Сан-Паулу. Военная полиция ворвалась в тюрьму и открыла огонь: было убито сто одиннадцать заключенных. Всего несколько месяцев спустя, в 1993 году, группа вооруженных людей открыла огонь по нескольким десяткам бездомных детей, спавших у стен церкви Канделярия в Рио-де-Жанейро. Восемь детей, самому младшему из которых было одиннадцать лет, были убиты. Убийцами, как выяснилось на следствии, оказались полицейские, обозлившиеся из-за преступления, совершенного в центре Рио, и решившие наказать за него этих беспомощных детей.

Резня у Канделярии, как стали потом называть этот случай, произвела на меня и на многих бразильцев ужасающее впечатление. Я плакал несколько дней. Мне казалось, что все мои страхи за детей в нашей стране и та озабоченность, которую я высказал еще в 1969 году, достигли наивысшей точки. Произошедшее явилось доказательством того, что мы живем в глубоко больном обществе, которое повернулось спиной к самым нуждающимся и самым уязвимым.