Пелопоннесская война

В отличие от Никия, Алкивиад еще до того, как было созвано это собрание, сумел пленить воображение афинян, которые, «собираясь в мастерских и на полукружных скамьях, рисовали карту Сицилии, омывающее ее море, ее гавани и часть острова» (Плутарх, Никий 12.1). Будучи главным сторонником похода, он казался естественным кандидатом на должность единоличного командующего, но в Афинах многие испытывали к нему недоверие, зависть и неприязнь. И все же нельзя было вовсе отстранить его от экспедиции, а потому предложенная кандидатура Никия должна была уравновесить юношеский честолюбивый задор Алкивиада опытом, осмотрительностью, благочестием и удачей зрелого государственного мужа. Никий вряд ли скрывал свое нежелание выступать стратегом в походе, но прямой отказ от назначения мог быть воспринят как непатриотичный или трусливый поступок.

Однако же предоставить командование кампанией двум стратегам, не согласным друг с другом ни в одном пункте ее плана, явно было невозможно, поэтому собрание также выбрало третьего – Ламаха, сына Ксенофана. Этому опытному военному в 415 г. до н. э. было около пятидесяти лет, хотя Аристофан в «Ахарнянах» изобразил его кем-то вроде юного «хвастливого воина»[28], шутливо намекая на его бедность. Афиняне могли рассчитывать на то, что он будет придерживаться намеченных целей, прислушиваясь при этом к советам Никия.

Утверждение Фукидида о том, что заявленные цели похода на Сицилию были лишь предлогом, за которым скрывались более амбициозные планы, в достаточной степени опровергается размерами афинского войска: флот афинян насчитывал столько же кораблей, сколько участвовало в сицилийской операции 424 г. до н. э. В том году не было никакой возможности завоевать Сицилию силами шестидесяти кораблей, да это и не планировалось. Решение отправить такое же количество судов в марте 415 г. до н. э. лишний раз указывает на сдержанность афинских намерений.

Однако окрепшее с 424 г. до н. э. могущество Сиракуз вполне могло побудить афинян к расширению списка стоявших перед ними задач. Не встречая отпора, сиракузяне угрожали взять под свой контроль бóльшую часть Сицилии и сместить баланс сил в греческом мире в пользу пелопоннесцев. Многим, если не большинству афинян, участвовавших в первом собрании, должно быть, казалось, что урегулирование вопроса в интересах Афин требовало разгрома или даже подчинения Сиракуз. Внезапное нападение на сам город с моря могло иметь успех даже при задействовании всего шестидесяти кораблей. Кроме того, можно было попытаться привлечь к делу сицилийских союзников, которые вселили бы в сиракузян страх или нанесли бы им поражение. В любом случае Афины рисковали немногим. Нападение на Сиракузы со стороны суши было бы поручено сицилийским воинам, поскольку афиняне не брали с собой сухопутное войско. Атака с моря также не заключала в себе существенных угроз для Афин, так как флот мог отступить в случае, если противник окажется готовым к обороне или чересчур сильным. Даже самый печальный исход – гибель всего отправляемого флота – стал бы крупной неудачей, но не трагедией, имеющей стратегические последствия. Многие из моряков были бы набраны из числа союзников, а не афинян, кораблям же нашлась бы замена. Экспедиция в том виде, в котором за нее проголосовало народное собрание, никак не могла привести к катастрофе, ставящей под угрозу само существование Афин. Но в конечном итоге все закончилось именно такой катастрофой.

ПЕРЕСМОТР РЕШЕНИЯ

Через несколько дней после первого собрания состоялось еще одно «по вопросу о том, каким образом возможно скорее нужно снарядить флот, а также для решения того, не требуется ли стратегам еще чего-либо для похода» (VI.8.3). Никий явился на заседание с намерением отвлечь его участников от обсуждения сил и средств, необходимых для военной кампании, и вместо этого заставить их еще раз задуматься над смыслом всего предприятия; по-видимому, он выступал первым. Предложение отозвать только что принятое собранием решение, не являясь строго незаконным, все же выглядело достаточно необычным и грозило целым рядом разнообразных юридических сложностей как для Никия, так и для председателя собрания, который удовлетворил его просьбу. Однако Никий был убежден, что ввиду важности вопроса игра стоит свеч, и призвал председателя стать «врачом государства, постановившего уже свое решение» (VI.14).