Пелопоннесская война

Значение и последствия этой потрясающей морской победы невозможно переоценить. Когда спартанцы поняли, что спасти их воинов не удастся, они тотчас же решили просить о перемирии в Пилосе, в ходе которого они могли бы договориться о прекращении боевых действий в целом и о возвращении воинов, застрявших на Сфактерии. Нам может показаться удивительным, что столь воинственное государство, как Спарта, захотело заключить мир лишь ради освобождения 420 пленников. Но эти пленники составляли одну десятую часть от всего спартанского войска. По меньшей мере 180 человек из их числа были спартиатами – представителями лучших спартанских родов. В государстве, где действовали строжайшие евгенические нормы, а младенцев с дефектами убивали, где разделение мужчин и женщин в самом благоприятном для зачатия детей возрасте гарантировало эффективный контроль над рождаемостью, где кодекс чести требовал от воинов предпочитать смерть позору и где представители элиты заключали браки исключительно между собой, забота о выживании даже 180 спартиатов была не просто сентиментальным жестом, но насущной практической потребностью.

По условиям перемирия афиняне могли продолжить блокаду Сфактерии, но не должны были ее атаковать, а вместо этого обязывались разрешить доставку продовольствия и питья для тех, кто оказался запертым на острове. Спартанцы, со своей стороны, обещали не нападать на афинский форт в Пилосе и не посылать тайком корабли на остров, а также соглашались передать 60 своих боевых судов афинянам в залог. На афинской триреме посланники Спарты отправились в Афины для мирных переговоров; перемирие должно было сохраняться до их возвращения, после чего афинянам надлежало вернуть спартанцам их корабли в том же состоянии, в котором они их получили. При малейшем нарушении этих условий перемирие прекращалось, и это давало афинянам прекрасную возможность извлечь из соглашения выгоду: если переговоры закончатся провалом, они легко смогут заявить, что договор был каким-либо образом нарушен, и оставить спартанские корабли у себя. Однако спартанцы были не в том положении, чтобы отказываться от условий афинян, даже при наличии в них такой опасной лазейки.

СПАРТА ПРЕДЛАГАЕТ МИР

Спартанцы представили афинскому собранию свои условия мира, признав текущий перевес за афинянами, но при этом напомнив им, что их победа не является результатом коренных изменений в балансе сил. Афиняне проявят мудрость, заключив мир с позиции собственного преимущества. Спартанцы выдвинули идею оборонительного и наступательного союза с Афинами в обмен на освобождение пленников на Сфактерии. Так как о передаче друг другу территорий не было сказано ни слова, афиняне сохраняли за собой контроль над Эгиной и Миноей, а также позиции на северо-западе. В то же время они отказывались от любых притязаний на возвращение Платей.

Можно было бы ожидать, что афиняне примут предложение спартанцев, ведь это, казалось, был тот самый мир, каким его видел Перикл еще в начале войны. Но далеко не очевидно, что все обстояло именно так. Цели Перикла были по большей части психологическими. Он хотел убедить спартанцев в том, что для разгрома Афин у них попросту не хватит сил. Однако речь спартанских послов перед собранием показала, что они не усвоили урок и по-прежнему считали преимущество Афин результатом стечения обстоятельств, которые могут перемениться в любой момент. «Неудача постигла нас не оттого, что мы лишились военной силы или, наоборот, злоупотребили ее мощью, но потому, что в обычных обстоятельствах ошиблись в расчете на эту мощь. Подобное может случиться со всяким» (IV.18.1).

Афиняне наверняка понимали, что, получив обратно своих заложников, Спарта cможет возобновить войну в любой подходящий момент; в 425 г. до н. э. они пришли к заключению, что, пока люди на Сфактерии находятся в их власти, Афинам практически гарантирован мир. Но афиняне «требовали гораздо большего» (IV.21.2), пишет Фукидид, имея в виду, что их одолевали жадность, честолюбие и стремление к расширению своих владений. Впрочем, этот вывод нельзя назвать бесспорным, ведь у афинян имелись все основания желать чего-то большего, чем спартанские заверения в добрых намерениях и в союзе, прочность которого зависела от прочности все тех же добрых намерений. Но даже если предложение о мире и дружбе было совершенно искренним, спартанцы, выступившие с ним, могли не удержаться у власти. Именно непостоянство внутренней политики в Спарте способствовало разжиганию текущего конфликта; сторонники войны также оказались достаточно сильны, чтобы отклонить мирное предложение Афин в 430 г. до н. э. Почему бы воинственным настроениям вновь не взять верх после того, как минует непосредственная угроза? Любой разумный афинянин хотел бы более твердых гарантий, чем те, которые были предложены.