Пена. Дамское Счастье [сборник Литрес]

С этого все началось, и вскоре дошло до оскорблений. Огюст, раздраженный видом кролика, бараньей ноги и цветной капусты, всей этой груды съестного, которое жена за один раз была готова скормить родне, вышел из себя и стал агрессивен, несмотря на стремление любой ценой сберечь свой покой. Он принялся листать расходную книгу, сердито комментируя каждую строчку. Да это же немыслимо! Она, верно, сговорилась с кухаркой и выгадывает на продуктах!

– Я? Я?! – возмутилась доведенная до крайности молодая женщина. – Я сговорилась с кухаркой!.. Да ведь это же вы, сударь, приплачиваете ей, чтобы она за мной шпионила! Да, я вечно спиной чувствую ее, я шагу не могу ступить, не поймав на себе ее взгляд… Ах, да пускай хоть в замочную скважину подглядывает, когда я переодеваюсь. Я не делаю ничего дурного, мне смешна ваша слежка… Но не смейте обвинять меня в сговоре с ней.

Этот неожиданный взрыв ошеломил Огюста. Он на мгновение растерялся. Не выпуская вертел, Рашель обернулась и, прижав руку к сердцу, запротестовала:

– О сударыня, неужто вы поверили в это!.. Ведь я так уважаю хозяйку!

– Да она сошла с ума! – Огюст пожал плечами. – Не оправдывайтесь, милочка… Она сошла с ума!

Услышав шум у себя за спиной, он встревожился. Со злостью отшвырнув недочищенный сапог, Сатюрнен бросился на защиту сестры. С перекошенным лицом и стиснутыми кулаками он, заикаясь, твердил, что придушит этого мерзавца, если тот будет обзывать ее полоумной. Муж испуганно спрятался за медным чаном с водой и крикнул из своего укрытия:

– В конце концов, это невыносимо! Я уже вам и слова сказать не могу, ваш братец тотчас кидается между нами!.. Я согласился принять его, но пусть он оставит меня в покое! Еще один подарочек вашей матушки! Сама при виде сынка трясется, как овечий хвост, – вот и навязала его мне: пусть прибьет меня, а не ее. Благодарю покорно!.. Вот он уж и нож схватил! Держите же его!

Берта отняла у брата нож и одним взглядом успокоила его; а смертельно бледный Огюст продолжал глухо ворчать. Чуть что, сразу за нож! Хорошо, что удалось предотвратить нападение, а ведь с душевнобольным бесполезно выяснять отношения, тут и правосудие не поможет! Помилуйте, можно ли использовать для защиты подобного братца, который мужу слова не дает сказать, хотя его негодование совершенно справедливо. Приходится молча терпеть.

– Послушайте, сударь, вам недостает такта, – презрительно произнесла Берта. – Приличный мужчина не вступает в объяснения на кухне.

И она, громко хлопнув дверью, удалилась к себе в спальню. Рашель равнодушно вернулась к своей стряпне, будто и не слышала перебранки хозяев. Она умела держать себя в руках, как и подобает девушке, знающей свое место, хотя ей известно все; она даже не посмотрела вслед уходящей хозяйке. Огюст еще немного потоптался в кухне, но ее лицо оставалось бесстрастным. Впрочем, он тотчас бросился за женой. Тогда Рашель наконец невозмутимо поставила кролика на огонь.

– Пойми же, друг мой, – уговаривал Берту Огюст, настигнув ее в спальне. – Я не для тебя все это говорил, а для служанки, которая нас обворовывает… Все же этот франк надо найти.

От раздражения молодую женщину сотрясала нервная дрожь. Бледная, она бросила на его лицо решительный взгляд:

– Да оставьте же меня наконец в покое!.. Мне не нужен один франк, я хочу пятьсот франков в месяц. Да-да, пятьсот франков на туалеты… Что же, если вы говорите о деньгах на кухне, в присутствии кухарки, тогда и я тоже осмелюсь заговорить о них! Слишком долго я молчала… Мне нужно пятьсот франков.

Это требование ошеломило его. А Берта затеяла грандиозный скандал, вроде тех, что на протяжении двадцати лет ее мать каждые две недели закатывала отцу. Уж не надеется ли он, что его жена станет ходить босиком? Когда женишься, следует располагать средствами, чтобы прилично одевать и кормить жену. Лучше уж просить милостыню, чем смириться с абсолютным безденежьем! И не ее вина в том, что он оказался не способен к торговле; да-да, не способен, у него нет ни соображения, ни предприимчивости – он только и умеет, что дрожать над каждым грошом. Настоящий мужчина должен бы почитать делом чести поскорее разбогатеть, разодеть жену как королеву, чтобы посетительницы универсального магазина «Дамское Счастье» лопнули от зависти! Так ведь нет! С такой посредственностью и до банкротства недалеко! И этот поток слов выносил на поверхность все преклонение перед деньгами, всю неистовую жажду – обладания, этот культ денег, к которому она приучилась в семье и видела, до каких мерзостей можно опуститься только ради того, чтобы создать видимость богатства.

– Пятьсот франков!.. – наконец вымолвил Огюст. – Да я лучше закрою магазин.

Берта холодно взглянула на него:

– Вы мне отказываете. Хорошо, буду брать взаймы.

– Снова долги, несчастная!

Он с внезапной жестокостью схватил ее за руку и отшвырнул к стене. Тогда без единого крика, задыхаясь от бешенства, она подбежала к окну, распахнула его, словно собираясь выброситься на мостовую, но воротилась, оттеснила его к двери и вытолкала из спальни, крикнув вслед: