Пена. Дамское Счастье [сборник Литрес]

Но он схватил Берту и швырнул на только что раскрытую ею постель; в его удовлетворенном желании внезапно проявилась грубость, яростное пренебрежение, которое он испытывал к женщине и которое скрывал под видом нежного обожания. Берта молча и безрадостно уступила ему. Когда она, со сведенными судорогой кулаками и искаженным страданием лицом, поднялась, в ее неприязненном взгляде отразилось все презрение к мужчинам. В спальне царила тишина. Было только слышно, как Сатюрнен за дверью широкими равномерными движениями до блеска натирает сапоги ее мужа.

В опьянении своей победы Октав размышлял о Валери и госпоже Эдуэн. Выходит, он не просто любовник ничтожной Мари Пишон! Он словно бы оправдался в собственных глазах. Заметив мрачный взгляд Берты, он почувствовал легкий стыд и с большой нежностью поцеловал ее. Впрочем, она уже взяла себя в руки, и на ее лицо вернулось выражение беспечной решимости. Она махнула рукой, как бы говоря: «Ну что же, дело сделано!» Но тотчас сочла уместным высказать меланхолическое соображение.

– Ах, если бы на мне женились вы! – пробормотала она.

Он удивился, даже почти встревожился; что не помешало ему, снова целуя ее, прошептать:

– О да, как это было бы прекрасно!

Ужин с четой Жоссеран прошел прелестно. Никогда еще Берта не выказывала подобной кротости. Она ни словом не упомянула при родителях о размолвке с мужем и вела себя с ним исключительно смиренно. Обрадованный, тот отвел Октава в сторонку, чтобы поблагодарить, и, выражая свою признательность, с такой горячностью жал ему руку, что молодой человек почувствовал неловкость. Впрочем, все были с ним необыкновенно ласковы. Сатюрнен, который за столом вел себя крайне благопристойно, бросал на него влюбленные взгляды и будто бы разделял сладость его проступка. Ортанс соблаговолила прислушаться к тому, что говорил молодой человек, а госпожа Жоссеран, по-матерински подбадривая, подливала ему вина.

– Ах, право же, я вернусь к живописи, – заявила Берта во время десерта. – Мне так давно хочется расписать для Огюста чашку…

Столь похвальное желание супруги сильно умилило его. Когда подали суп, Октав под столом накрыл своей ступней ножку молодой женщины, словно бы на этом маленьком буржуазном празднике вступал во владение ею. И все же Берту, которая постоянно натыкалась на пристальный взгляд Рашель, одолевало какое-то безотчетное беспокойство. Стало быть, она что-то заметила? Кухарку непременно придется либо рассчитать, либо подкупить.

В этот момент ее растрогал сидевший рядом Жоссеран, сунув дочери под скатертью завернутые в бумажку девятнадцать франков. И, склонившись к ее уху, шепнул:

– Мой небольшой приработок, возьми… Долг надо отдать.

И тогда, сидя между отцом, подталкивающим ее коленом, и любовником, который тихонько прикасался ногой к ее башмачку, она почувствовала себя совершенно уверенно. Ее ждет приятная жизнь. Все расслабились и наслаждаются уютным вечером в кругу семьи. По правде сказать, это было как-то странно – видимо, что-то доставило им удовольствие. Только Огюст снова щурился – его опять мучила мигрень; впрочем, после стольких переживаний этого следовало ожидать. Так что около девяти часов он был вынужден откланяться и лечь в постель.

XIII

С недавнего времени Гур заладил бродить по дому с таинственным и встревоженным видом. Жильцы частенько видели, как он, приглядываясь и прислушиваясь, по ночам крадучись обходит с дозором обе лестницы. Его явно беспокоила нравственность дома, он словно бы ощущал, что здесь творится нечто предосудительное, пятнающее прекрасные семейные добродетели этажей и нарушающее холодную наготу двора, сосредоточенный покой вестибюля.

Как-то вечером Октав обнаружил консьержа в темном коридоре, прильнувшим к выходящей на черную лестницу двери, и с удивлением окликнул его.

– Хочу кое в чем удостовериться, господин Муре, – только и ответил тот и отправился спать.

Молодой человек сильно встревожился. Неужто консьерж прознал о его отношениях с Бертой? Может, он следит за ними? В этом доме, где жильцы придерживались самых строгих правил и все подглядывали друг за другом, их связь постоянно наталкивалась на какие-то препятствия. Так что он мог встречаться со своей любовницей лишь изредка. Если она днем выходила без матери, Октав радовался возможности придумать предлог, чтобы покинуть магазин, присоединиться к Берте в одном из отдаленных пассажей и часок прогуляться там с ней под руку. Тем временем с конца июля Огюст по вторникам не ночевал дома – он уезжал в Лион, где имел неосторожность сделаться совладельцем фабрики по производству шелковых тканей, постепенно приходившей в упадок. Однако до сих пор Берта отказывалась воспользоваться этой ночью свободы. Она трепетала перед своей служанкой, опасаясь по оплошности попасть в лапы этой девицы.