Она совсем забыла, что утром Муре велел ей явиться к нему в кабинет, после того как закончатся продажи. Он ждал девушку, стоя у стола. Дениза вошла – и оставила дверь открытой.
– Нам очень нравится ваша работа, мадемуазель, – сказал он, – вы заслуживаете награды. Вам известно, что госпожа Фредерик покинула нас, поведя себя при этом недостойно. С завтрашнего дня вы получаете ее должность.
Дениза слушала Муре молча, потрясенная новостью, потом возразила дрожащим голосом:
– Как это возможно? Многие продавщицы работают в отделе намного дольше меня!
– Забудьте! – отрезал Муре. – Вы самая способная и серьезная из всех и потому станете заместительницей заведующей отделом… Вас что-то не устраивает?
Она покраснела, чувствуя одновременно счастье и сладостное смущение. Страх исчез, но почему первой стала мысль о пересудах, которые наверняка спровоцирует неожиданная барская милость? Дениза переживала, хотя была благодарна Муре, а он улыбался, глядя на эту девушку в простом шелковом платье, которую украшали только белокурые волосы. Дениза изменилась: незаметность и хрупкость превратились в изящество и утонченность, казалось, что ее белая кожа светится.
– Вовсе нет, господин Муре! Я благодарна вам за доброту, просто не умею выразить это словами…
Девушка замолчала, не договорив, – на пороге стоял Ломм с большим кожаным саквояжем в здоровой руке. Покалеченной он прижимал к груди огромный портфель, Альбер, маячивший у отца за спиной, сгибался под тяжестью нескольких мешков.
– Пятьсот восемьдесят семь тысяч двести десять франков и тридцать сантимов! – ликующим тоном объявил кассир, и его немолодое дряблое лицо просияло, оживленное блеском золота.
За все время существования «Счастья» магазин ни разу не получал большей дневной выручки. В отделах, мимо которых прошествовал Ломм – медленно, как тяжело нагруженный вол, – раздавались радостно-изумленные возгласы.
– Замечательное известие! – воскликнул Муре. – Кладите все сюда, любезный друг, и отправляйтесь отдыхать. Я прикажу, чтобы деньги отправили в банк… Да, вот сюда, хочу полюбоваться грудой золота.
Радость Муре была по-детски искренней. Ломмы «разгрузились». Раздался звон золота, серебра и меди. Из портфеля торчали уголки банковских билетов. Целое состояние, собранное за десять часов, заняло никак не меньше половины письменного стола Муре.
Кассир с сыном вытерли потные лица и удалились. Несколько мгновений хозяин кабинета смотрел на свое богатство, а когда поднял глаза на замершую Денизу, улыбнулся и попросил девушку подойти ближе.
– Я отдам все, что вы сумеете удержать в горсти! – Муре шутил и одновременно затевал любовный торг. – Готов спорить, что ваша маленькая ручка зачерпнет не больше тысячи франков!
Дениза отшатнулась, потрясенная своим открытием. Значит, он ее любит. Она не ошиблась, ощутив сразу после возвращения в «Счастье», что этот человек объят огнем желания. Ее собственное сердце готово было разорваться. Почему он ведет себя так вызывающе непристойно, зачем предлагает ей золото? Душа Денизы полнилась благодарностью, и она уступила бы, услышав одно-единственное ласковое слово. Муре приближался, готовый шутить дальше, но, к величайшему его неудовольствию, появился Бурдонкль, жаждавший сообщить патрону, что магазин посетило семьдесят тысяч покупательниц. Дениза еще раз сказала спасибо и поспешно покинула кабинет, мысленно благословляя Бурдонкля за спасение.
Х
В первое воскресенье августа в магазине проводили учет, который требовалось закончить к вечеру. Весь персонал явился на рабочие места, двери закрылись, и работа началась.
В восемь утра Дениза все еще оставалась в своей комнате. В четверг, поднимаясь в мастерские, она подвернула ногу и несколько дней провела в постели. С некоторых пор Дениза была в фаворе у госпожи Орели и могла не торопиться, но твердо вознамерилась отправиться в отдел. Комнаты продавщиц располагались на шестом этаже, в новых зданиях по улице Монсиньи. Их было шестьдесят по обе стороны коридора, они стали безусловно удобнее, хотя обставлены были по-прежнему скудно: железная кровать, внушительных размеров шкаф и маленький туалетный столик орехового дерева. Девушки обживались. Во всех помещениях царили чистота и порядок, появились дорогое мыло и тонкое белье как результат тяги к роскоши, хотя крепкие словечки еще звучали, да и двери хлопали утром и вечером, когда продавщицы отправлялись по отделам или возвращались домой. Дениза, как и полагалось по должности, занимала одну из самых больших комнат, два ее мансардных окна смотрели на улицу. Девушке больше не приходилось экономить на всем, она даже позволила себе несколько дорогих покупок – красное пуховое одеяло, гипюровое покрывало, коврик к гардеробу, две вазы голубого стекла для туалетного столика; теперь она ставила в них свои любимые розы.