Пендервики весной

Бетти показалось, что Ианта чересчур великодушна. Оливер, может, и не собирался специально огорчать Лидию, но, огорчив, похоже, не очень-то раскаивался. Впрочем, Ианта ведь не видела, как всё это случилось.

– Мама, я её уложу и останусь с ней, – сказала Бетти.

– Но так ты пропустишь праздничный ужин. Не расстроишься из-за этого?

Бетти знала, что расстроится, ещё как. Она собиралась засесть где-нибудь в уголке, чтобы наблюдать оттуда за толпой, за весельем – и за Джеффри. Но сейчас она нужна была своей младшей сестре – и, в конце концов, это же она, Бетти, не смогла защитить Лидию от Оливера и его роз.

Она подняла с пола одуванчик, вплела его обратно в корону и забрала сестру у Ианты.

– Не расстроюсь.

– Вот спасибо тебе! Я загляну к Лидии перед сном и принесу тебе чего-нибудь вкусненького.

Беттино «не расстроюсь» сделалось, пожалуй, чуточку правдивее, когда в прихожую вбежала Розалинда, чтобы успеть обнять Бетти вместе с Лидией, прежде чем они поднимутся наверх.

– Лидик мой, мне так жаль, – сказала она, целуя Лидию.

– Он обидел корону-у-у! – прорыдала Лидия.

– Я знаю. Он не понимает маленьких девочек, у него дома просто нет такой Лидии, которая помогала бы ему их понять. – Потом Розалинда поцеловала Бетти. – Ты очень хорошая старшая сестра. Давай завтра с тобой поговорим, ладно?

– Ладно. То есть да, давай!

Потом пришёл Ник: он обхватил своими большими руками Бетти и Лидию, сказал им, что они самые лучшие из всех и что Лидия всегда будет его Принцессой.

– Бетти, а ты – чемпион! – сказал Ник.

– Я знаю, – ответила она. – И без всякого спорта.

– Ну нет, спорт тебе всё равно нужен.

А когда Бетти уже отпирала нижние воротца, чтобы подниматься наверх, появился Джеффри. Он принёс Лидии розового кролика, вызволенного из высокого стула.

– Кролик Фу-Фу, – спел он.

– Кролик Фу-Фу, – подвыла безутешная Лидия.

– Не забудь, утром мы с тобой завтракаем, – сказала ему Бетти.

– Не забуду ни за что. – Он прижал руку к сердцу. – Клянусь честью семьи Пендервик.

– И, Джеффри, musica anima mea est.

– Я знаю, знаю. – Он поцеловал Лидию в макушку, а потом точно так же поцеловал Бетти. И, когда он уходил обратно к остальным, Бетти подумала, что пропустить ужин – совсем не страшно, эти последние восхитительные несколько минут того стоили.

Уложить рыдающую двухлетнюю девочку в постель – задача не из лёгких. Снять каждый предмет одежды, в которой ходят днём, – пытка. Надеть то, в чём спят ночью, – тоже пытка. И это ещё цветочки, потому что дальше идут ягодки посерьёзнее: умывание и чистка зубов. Однако Бетти была терпелива и настойчива, и вскоре Лидия сидела у неё на руках в пижамке в горошек и умытая, хотя и с остаточными иками и всхлипами.

– Хочешь о чём-нибудь поговорить? – спросила Бетти, устраивая её рядом с собой на кровати для большой девочки.

– Лидия не любит Оливера.

– Бетти тоже, и Бен тоже. Так что мы все вместе не любим Оливера. – Бетти подняла руку, чтобы Лидия ударила её своей ладошкой, что Лидия и сделала между двумя всхлипами.

– Я тебе говорила, что буду спать сегодня в твоей кровати для большой девочки?

– Кровать для Бетти? – От такого неожиданного поворота – что кровать всё-таки может оказаться не для Лидии – последний всхлип вмиг высох.

– Нет, я просто посплю на ней сегодня ночью. А так она твоя.

– Нет, нет, кровать для Бетти, – сказала Лидия. И ткнула пальцем в маленькую кроватку: – Кровать для Лидии.

– Ладно, это потом. А что мы будем делать сегодня? Читать или петь?

– Петь, – сказала Лидия.

– Отличный выбор. Значит, петь – много, много, много петь.

Глава пятнадцатая В лес

Бетти крепко спала, но проснулась от голосов. В первый момент она не могла сообразить, где находится, пока не увидела мерцающие звёзды на потолке – созвездие Пса. Ах да, это она в своей бывшей комнате. Лидия спит, свернулась калачиком в детской кроватке. На часах полночь. А голоса, догадалась Бетти, – это Скай и Джеффри. Видимо, они остановились в коридоре перед лестницей, – когда там разговаривают, здесь всегда слышно. В детстве Бетти любила за это свою комнату: засыпая, она слышала то папу, то сестёр, и сразу казалось, будто она не одна, и можно было не бояться чудовищ.