Пендервики весной

– Гены. – Пальчик Лидии указывал на Бена. – Гены-Бены!

– Тогда не гены-Бены, а гены Бена, – поправил её Бен.

– Бены-гены! – радостно возгласила Лидия.

– Нет, Лидия, ты ничего не понимаешь, – стал объяснять Бен. – Моего первого папу сбила машина, и он погиб – это ещё до того, как я родился. А потом наши с тобой мама с папой поженились, и наш папа меня усыновил. Ну да, я думаю про моего первого папу. Мама же мне про него рассказывала столько всяких историй.

– Ну вот, видишь. – Бетти повела Чинук на посадку, медленно и осторожно, потому что надо было ещё следить, чтобы слёзы не пролились.

– А почему мы заговорили про моего папу? И что у тебя с животом? Ты его всё время трогаешь вот так. – Бен положил руку на живот в том месте, где у него был бы узел, если бы он у него был.

– Ничего у меня с животом. Всё хорошо. – Бетти подложила руку под себя, чтобы она её не выдавала. – В общем, я заблудилась в Квиглином лесу, подвернула ногу, позвонила Нику, чтобы он за мной приехал, а там были эти близняшки.

– Няшки, – повторила Лидия: ей понравилась новая игра.

Но у Бена никак не связывалось одно с другим.

– Откуда ты узнала номер Ника?

– Он сам мне его написал. – Бетти закатала рукав и показала. – На случай если бы нас пришлось спасать от Оливера.

– Ух ты. – Бену ужасно захотелось, чтобы у него на руке тоже был записан номер Ника.

– Вот, и там были близняшки. – Бетти сделала паузу, вдруг Лидия опять захочет вставить своих «няшек», но Лидия не проявила интереса. – Их зовут Тесс и Нора. И, Бен, они тебя знают.

– Меня?

Бетти вынула из кармана и передала Бену два плотных бумажных квадратика. Бен долго и старательно их разворачивал.

– Это ещё что за сердечки?

– Дечки! – весело подхватила Лидия. Зажатый в её руке Декстер (или Спайк) начал карабкаться по стене дома.

– А это ты, что ли? – Он протянул Бетти один из двух рисунков.

На рисунке и правда оказалось множество красных сердечек и каких-то цветочков, между которыми торчала довольно уродливая фигурка с всклокоченными волосами, руками и ногами-палочками и в огромных сапогах, а рядом надпись: «БЭТИ».

– Ага, я. У меня был утром немного странный вид. А зачем сердечки, не знаю. Может, ты ей нравишься.

– И второй тоже весь в сердечках. Не могу же я им обеим нравиться? Я их даже не знаю.

Бетти вспомнила про Кейко и её Райана, который кинозвезда, и сказала:

– Так бывает.

– На́ тебе, Лидия. Можешь порвать, если хочешь. – Бен отдал Лидии рисунки, и она потыкала в них Декстером, а потом разодрала на клочки и засунула под камень.

– Вот и хорошо, – сказала Бетти. – Совещание закрыто.

– Что? – возмутился Бен. – И всё?! Да у нас ни разу в жизни не было такого странного совещания.

– Извини, Бен. Но я ничего больше сейчас не могу.

На этот раз сон был про школу. К пятиклассникам пришёл Ник и рассказывал им, что самый правильный инструмент для измерения истинной ценности человека – это таблица чтения. Класс три раза хором прокричал «ура» Джиневре и её истинной ценности и потом три раза хором противно проулюлюкал Бетти, про которую Ник сказал, что её истинная ценность такая же, как у червяка. Бетти пыталась защищаться, вернее она пыталась защитить червяка и объяснить, что у червяка точно такая же ценность, как и у всех, но Ник, не дав ей договорить, объявил, что сейчас они будут петь «Иси-биси паучок»[81] на французском, причём выяснилось, что все, кроме Бетти, французский знают прекрасно.

К середине песни Бетти, с трудом выпутавшись из французской паутины, проснулась и сначала не могла понять, почему она не у себя в комнате. Но потом она вспомнила, что Лидия уговорила её остаться ещё на одну ночь, – видимо, считала, что пока Бетти спит в кровати для большой девочки, никто не отберёт у её младшей сестры любимую детскую кроватку.

Значит, опять все в доме спят, кроме Бетти – как и вчера ночью. Точнее, как сегодня утром. Точнее – она посмотрела на часы: почти два, – нет, сейчас уже тоже почти утро, значит, то было вчерашнее утро, а не сегодняшнее. После всех этих странных пробуждений и засыпаний Бетти перестала понимать, где какой день.

– Сегодня понедельник, только ещё очень рано, – сказала она себе. – Значит, мне надо опять уснуть, а через пять часов – вставать и собираться в школу.