В первый раз Инглис осознал, что появился на плоскости в своем человеческом обличье – не как волк и даже не как человек с волчьей головой. Возможно, это было к лучшему. Теперь, заглянув за ярость растянутого кабаньего духа, Инглис видел, что он очень напуган. На этот раз Инглис выманил его мягко, осторожно. Он ненавидел кабана за то, что тот сделал с Толлином – а через Толлина и с ним самим, – но это было одно из созданий Сына. Инглис вручил его ждущему богу и, уважительно склонив голову, раскинул пальцы над сердцем в Его знамении.
Дух Толлина раскрутился, покинув нож, и поднялся, ошеломленный и сбитый с толку. Он был выцветшим, бледнее Скуоллы, который сидел, впитывая происходящее, словно любимую историю у костра. При виде Инглиса Толлин открыл рот, но оттуда не донеслось ни звука. Потом он поднял лицо к фигуре у стены и потрясенно замер.
К ужасу Инглиса, на мгновение Толлин отпрянул. Из-за вины? Печали? Страха, что был
Сын Осень протянул руку к Толлину, но не коснулся его. Толлин в отчаянии отвернулся, но его рука дернулась, раз, другой. На второй раз ее сжали – и боль покинула лицо Толлина, поскольку изумленное благоговение просто не оставило для нее места.
А потом он исчез.
Тогда Охотник повернулся, наклонился и протянул руку Скуолле. Который, к изумлению Инглиса, заговорил, ласковым голосом человека, обращающегося к старому другу:
– А будет ли там доброе пиво?
Голос Охотника ответил, с той же ласковой насмешкой:
– Если там будет пиво, то очень доброе. А если нет, то лишь потому, что будет что-то еще лучше. Это пари проиграть
Когда Охотник поднял Скуоллу на ноги, тот сказал:
– Ты не слишком торопился.
– Я сделал лучшее с тем, что имел, – ответил ему бог.
– Похоже на то. – Скуолла тепло посмотрел на Инглиса: – Позаботься о моих псах, парень.
Затаив дыхание, Инглис кивнул:
– Да, сэр.
Скуолла довольно опустил подбородок.
–
– Самое время, – с усмешкой пробормотал его Друг. – И кто теперь не торопится?
Инглис понял, что стоит на коленях, подняв обе руки ладонями вперед и растопырив пальцы. Он сам не знал, что хотел сказать.
– Мы еще встретимся?
Охотник улыбнулся.
А потом Инглис освободился – и начал падать, падать обратно в мир, смеясь так сильно, что смех перешел в рыдания, или рыдая так сильно, что рыдания перешли в смех – или какую-то иную реакцию, слишком необъятную, чтобы вместиться в человеческие рамки.
К счастью, Просвещенный Пенрик был наготове, чтобы поймать его, прежде чем он скатится за край уступа, про который забыл.
– Ну все, все… – Пенрик обнял его трясущееся тело и погладил по спине, словно утешая плачущего ребенка, благоразумно оттаскивая его обратно к скале. – Знаю, знаю, ты видел бога, – успокаивающе произнес он. – Это еще много дней будет кружить тебе голову. Без сомнения, Освил очень оскорбится, что будет в некотором смысле весьма забавно…
Задыхаясь, Инглис перекатился в объятиях чародея и схватил его за воротник.
–
Пенрик мягко разжал его стиснутые пальцы, прежде чем он порвал ткань.
– Я видел, как ты вошел в транс. Это было немного тревожно. Напоминало припадок – нужно предупреждать об этом своих спутников. У тебя из носа пошла кровь. Я увидел, как Толлин освободился и как он ушел. И Скуолла. Еще что-то различить было трудно, потому что Дез спряталась в укрытие. Поскольку уйти она может только внутрь, она сворачивается в некий непроницаемый
Инглис не знал, кто и что должен понять, но Пенрик надолго умолк. Он поднял руку, раскинув пальцы, словно человек, прижавший ладонь к стеклу; это напомнило Инглису про пять типов молитв.
– В остальном… в остальном я словно стоял у окна в дождь и смотрел на праздник урожая, на который меня не позвали.
– О, – глупо откликнулся Инглис. И, услышав эхом
Пенрик отвел волосы шамана в сторону и вгляделся ему в лицо с любопытством, которое было… медицинским? Теологическим? Магическим? Или просто научным? Снизу донеслись голоса и лай, и Пенрик вытянул шею.