Сегодня Ллевен кин Стагторн была одета как принцесса и королевская тетушка, а не служительница Храма, хотя ее платье было из шелков мартенсбриджской мануфактуры, одного из самых прибыльных предприятий Ордена Дочери, за которыми она надзирала.
– Прошу прощения за мою нерасторопность, Ваше высочество, – ответил Пенрик, склоняясь, чтобы поцеловать перстень архисвятой, который принцесса милостиво ему протянула. Ее рука продолжила движение и махнула носильщикам, которые подняли паланкин и зашагали вниз, в Королевский город.
– Пройдитесь рядом со мной, – безмятежно произнесла принцесса, – и подробно расскажите, как прошел ваш выходной. Полагаю, клев был либо очень хорошим, либо очень плохим?
– На самом деле, нет. Рано утром ловца Освила вызвали на расследование.
– О, какая жалость. Я знаю, что вы очень ждали этой встречи. Он мне понравился, во время краткого пребывания в Мартенсбридже прошлой зимой. А ваш друг-шаман был… занимательным. – Она задумчиво помедлила. – Хорошо, что его не повесили.
– Должен с вами согласиться. Это была бы бессмысленная утрата. Среди прочего. Но мы все-таки провели день с Освилом, потому что он попросил нас обоих помочь ему в расследовании. Тем самым сохранив жизнь невинным рыбешкам.
Она кинула на него проницательный взгляд.
– Неужели. И за этим кроется история?
– Да, Ваше высочество, но не из тех, что рассказывают на улице.
Носильщики, удостоенные чести нести принцессу, крепкие посвященные в сине-белом одеянии их общей богини, были не единственными внимательными слушателями поблизости.
Архисвятая принцесса понимающе опустила веки.
– Значит, позже. Я слишком стара, чтобы засиживаться допоздна, даже ради моих родичей Стагторнов.
– А меня завтра ждет ранний подъем, так что в этом мы солидарны.
– Хм. – Она обдумала его слова и отложила любопытство на десерт. – Как бы там ни было, сегодня вы порадуете меня, представившись Просвещенным лордом Пенриком кин Юральд из Мартенсбриджа, а не своим обычным кратким наименованием.
– Слишком много слов, Ваше высочество. Это оскорбляет мое чувство словесной бережливости.
Она фыркнула.
– В некоторых случаях набожная скромность уместна. Сегодняшнее мероприятие к ним не относится. Вы мой чародей, и ваш статус отражается на моем собственном.
Пен подпортил согласный кивок гримасой.
– Двор Юральд недалеко ушел от укрепленной фермы в безвестной горной долине, а я – не имеющий наследства младший сын этого рода, как нам обоим прекрасно известно.
– Однако никто больше из присутствующих этого не знает, и вы не обязаны им об этом сообщать. Мир не всегда столь дружелюбен, чтобы лишать себя преимуществ ради глупой чванливости.
– Я предпочитаю заслуженный мной осмысленный титул тому пустому, что унаследовал.
– Так, значит, дело не в скромности, а в скрытой гордости? Пенрик, ваша ученость меня радует, но едва ли придворные манеры были среди многочисленных предметов, что вы изучали в семинарии.
– Припомнив наши трапезы в студенческой столовой, я буду вынужден с вами согласиться, – скорбно ответил он.
– В таком случае, считайте этот визит возможностью приобрести знание иного рода. Новый день преподнесет новое блюдо, которое придется вам больше по вкусу, но не отказывайтесь от еды, что сейчас перед вами.
– Да, Ваше высочество, – покорно откликнулся он.
Их беседа прервалась, когда стража, носильщики и второй паланкин, в котором находилась безотлучная секретарь архисвятой принцессы, достигли длинных лестничных пролетов, зигзагами спускавшихся вниз по утесу. Пен отстал, когда улицы стали извилистее и уже, затем вновь поравнялся с Ллевен, когда они выбрались на более широкую улицу, куда выходил особняк королевского родственника, организовавшего сегодняшнее торжество. Паланкин опустили на землю перед входом, и Пен удостоился чести помочь принцессе подняться на обутые в шелковые туфельки ножки и предложить ей свою руку, которую она приняла, с весьма самодовольной улыбкой.
Официальная церемония присвоения имени бесформенному подобию человека, которое, как заверили Пенрика, являлось принцем, успешно прошла три дня назад, хвала богам. Поэтому он полагал, что худшее позади. Поскольку обряд проводил архисвятой Истхоума, Пенрик не понимал, в чем заключались храмовые обязанности его госпожи, помимо увеличения и без того внушительной процессии. Быть может, она выступала в роли доброй феи? Роль Пенрика, похоже, сводилась к тому, чтобы болтаться поблизости с красивым видом и отчаянно пытаться спасти свое лучшее белое облачение от грязи большого города. Судя по всему, сегодня намечалась реприза.