Пепел Нетесаного трона. На руинах империи

И все же, когда их вывели под раскаленные бронзовые лучи солнца, сердце у него застучало сильней. Рук сдержал шаг, прикрыл глаза ладонью. В бытность жрецом ему доводилось работать на храмовых причалах, разгружать с барж полные бочки и закатывать пустые, которые предстояло наполнить заново. Иногда он находил в пустых бочонках мертвую лягушку или мышь – запрыгнув или свалившись в дощатую ловушку, зверьки медленно погибали от жары и жажды. Арена всегда напоминала ему такую бочку. Она и пустая внушала омерзение, а в этот день отнюдь не пустовала.

Целиком население Домбанга на трибунах не уместилось бы, куда там, но казалось, что весь город собрался поглазеть, как Достойные крошат друг друга. Мужчины, женщины и дети теснились на скамьях, самых маленьких держали на коленях или на плечах. Зрители принесли с собой флаги – сотни флагов: кто с тремя бронзовыми штрихами городского герба, кто с угловато выведенными именами избранных Достойных. Имена выкрикивали, когда воины вступали на Арену, – одних подбадривали, других осыпали насмешками и проклятиями. В реве толпы невозможно было выделить голоса, но масса багровых от натуги лиц с разинутыми ртами явно выражала восторженное, раскаленное докрасна нетерпение.

– Хороший день для поединка воль, – весело объявил Коземорд, склоняясь к своим и перекрывая рев толпы.

– Жарковат для клинка в брюхо, – буркнула Чудовище.

– А ты не давай себя пырять, – ответил Тупица.

– Не давай, – важно кивнул Мышонок.

Рук успел привыкнуть к таким перекличкам. Чудовище брюзжала, Тупица подзадоривал ее мелкими шпильками, бас Мышонка односложными репликами сглаживал волну. Брань и подначки кружили в почти танцевальном движении, стоило только поймать ритм и привыкнуть к мелодии. Рук с удивлением заметил, что музыка перебранок его успокаивает. Однако сегодня в голосах второй тройки прорезалось непривычное ожесточение. Ему пришли на ум клинки, которые все точат и точат о камень, стачивая на нет бронзовые лезвия.

Ничего удивительного, если вспомнить, что этим троим, возможно, первыми предстояло умереть. Рук понятия не имел, чем руководствовалась Ванг Во, составляя расписание схваток, но их бой выпал на первый день.

– Сюда, – сказал Коземорд, жестом указывая вслед расходящимся по кругу Достойным, словно на прогулку в саду приглашал.

Талал обращал на себя взгляды зрителей. И неудивительно. Его черная кожа бросалась в глаза среди моря смуглых лиц, да и прикованный к лодыжке чугунный шар привлекал внимание. Коземорд обещал, что, когда дойдет до боя, груз снимут, но пока что оковы выделяли аннурца среди остальных. Конечно, никто не узнал в нем пленного кеттрал, якобы казненного на ступенях Кораблекрушения после атаки на Пурпурные бани. Но довольно было и того, что Талал отличается от большинства домбангцев цветом кожи. Издевки и брань сыпались на него дождем.

– Тебя не назовешь всеобщим любимцем, – заметила Чудовище.

Солдат пожал плечами. У его ног разбился перезрелый плод.

Подняв глаза, Рук успел увидеть, как пара зеленых рубашек волокут с трибун визжащую женщину.

– Хоть стража за мной приглядывает, – усмехнулся Талал.

– Не за тобой, – покачал головой Коземорд. – Они охраняют святость Арены и поединков. Арена священна, как и вы все.

– Моя вера, – вставила Бьен, – не велит убивать то, что считает священным.

– Да, – покивал Коземорд. – Но, уверен, ты успела заметить, что твоя вера… во множестве частностей расходится с верой большинства домбангцев.

Он снисходительно улыбнулся и указал им на выгороженный над самым кругом отсек.

– Нам сюда.

Калитки не было, но даже малорослый мастер без труда перемахнул низкую загородку. Стена за их спинами поднималась выше голов – та самая, через которую они, казалось, много лет назад перетаскивали погребальную ладью. Сегодня они не сумели бы ее перелезть. Наверху расхаживали стражники, и, хотя смотрели они большей частью на зрительские места, никто не сумел бы проскользнуть мимо них незамеченным.

В отсеке стояла длинная скамья, но никто, кроме немедленно плюхнувшегося на место и укрывшегося под зонтом Коземорда, не думал садиться. Чудовище хрустела пальцами, сжимала и разжимала кулаки, словно давила в них маленькое, беспомощное создание. Даже Тупица, можно сказать, оживился: сбил шляпу на затылок и из-под полей поглядывал кругом.

Рук с трудом вспомнил бойцов и мастера в отсеке по левую руку. И подумал, что это плохо: надо было больше времени уделить вероятным противникам.

Разумеется, нельзя было не узнать Малого Као, расположившегося справа от них. Тот взмахнул двумя руками на приветствия толпы, запрыгнул в свой отсек, оперся ладонями на низкую перегородку и, небрежно мазнув взглядом по шестерке Коземорда, улыбнулся ему.

– Не твой год?

Коземорд из тени красного зонтика взглянул на соперника, потом осмотрел своих Достойных, поднял бровь, словно впервые их заметил, и обратился к Као:

– Мне случалось работать и с менее… обещающими воинами.

– Вроде той тройки, что разделал на котлеты Кочет? – закатился смехом Као.

– Тем… не посчастливилось, – помрачнел Коземорд.