Перегной

— Скажите мне, — Софья обратилась уже ко всей аудитории, к взрослым и детям, — могли бы вы сейчас читать творения Ефрема Сирина, равно как и творения других почитаемых святых, если бы те, кто записывал за ними их речи, потом переводил их с языка на язык, переносил на бумагу, составлял в книги не обладал  большими знаниями.

— Неееет,  — сначала робко и тихо,  постепенно нарастая загудели дети, а за ними согласно закивали родители. — Это ж каку голову надо иметь… Слыхала, больше тыщщи, сказыват, творений у Ефрема… — гулял по толпе восхищенный шепоток.

— А может быть сам святой Ефрем Сирин не обладал никакими знаниями, а просто взял и из головы пустой создал свои творения?

–  Господь! Господь—от на што! — Торжествующе возопил мужичок.

— Вы хотите сказать, что Господь, умилившись Ефремовой святости, не взирая на отсутствие у него дюжего ума  вложил в него знания? — Хитро спросила Софья.

Мужик уловил хитринку.

— Без Господа не обошлось дак… Господь мудр, а мы аки дети неразумны  перед им… Ересь наводишь. Ефрем — святой. Его рукой господь водил. Господь в него и мысль вселял.

— А вы считаете, что господь будет вселять свою мысль в невежу? Чтобы тот не смог ее ни до кого донести. Вам конечно виднее, но я считаю, что мудрость всегда идет об руку со знанием.

— Так оно, так оно, — бормотал растерянный мужик. — Так то оно так…

— Вас что—то смущает?

Дак а я што говорю,  все знания уже до нас получены. Нам—то и нужно чтобы  азбуку, да тово, счету маненько, так? — он обернулся к своим спутникам.

— Так да не так. Люди всяко говорят  — загомонила сначала тихо и робко, а потом все громче толпа.

Было видно, что разговор Нагорновским людям был крайне интересен,  как интересно все новое замкнутой  в себе группе людей.

— Творения Ефрема Сирина столь обширны, — продолжала гнуть свою линию Софья, что в большинстве своем не переведены с Сирийского на церковнославянский, уж не то, что на современный русский язык. Это значит, что воспользоваться мудростью, заключенной в них, может только человек, знающий сирийский, ныне не употребляемый, язык. А как быть тем, кто его не знает?

— На господа уповаем… — Опять завел свою песню неугомонный дядька.

— На господа надейся, а сам не плошай. Чтобы что—то узнать, надо учиться. Ребенок берет в руки молоток, бьет по гвоздю, а попадает по пальцу. Если он не будет учиться ремеслу, он никогда им не овладеет. Разве будет Господь, видя его беспомощность сам брать молоток и бить по гвоздю?

Народ засмеялся.

 — Нет, Божья помощь не поможет забить ребенку гвоздь. Божья помощь заключается в том, чтобы дать ребенку сил  научиться ремеслу. Дать сил.  И научиться.

Софья  сама ответила на свой вопрос и от этой простой истины как—то просветлело разом в глазах у всех присутствующих.

— Знания умножают мудрость, дают опыт и силы. Знания необходимы. Знания несут свет и разрушают тьму. Так что грех — нести свет или пребывать во тьме и невежестве? Ведь Бог — есть свет, и в Нем нет никакой тьмы.  Так сказал святой апостол Иоанн Богослов в первом своем послании.

Все  молчали, задумавшись. Несколько пар восхищенных детских глаз уже вовсю пялились на странную учителку, говорящую такие непонятные, но интересные вещи.

— Мы Иоанна—от, Апостола только апокалипсис читам… — еще попытался брякнуть неугомонный мужичонка, но его запшикали и затолкали.

А Софья всю игру крыла с крупной карты.

— Что ж, — продолжила Софья, — выбор за вами.  Возможность выбора — это тоже божья воля. А наш урок подходит к концу. Напоследок, я прочту вам стихотворение великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. Он написал множество красивых стихов. На написание одного из них его как раз и вдохновила Покаянная молитва Ефрема Сирина. И хотя это стихотворение написано почти 200 лет назад, оно звучит и доныне. Благодаря своей красоте, и благодаря тому, что знание его  сохраняется в людской памяти и  их сердцах. Вот оно: 

«Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлететь во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольных бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв.

Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет,
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста.

И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! Дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.

Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне сердце оживи».