Перегрузка

К часу дня, то есть за час до собрания, все две тысячи мест оказались заполнены, а люди продолжали прибывать. В банкетном зале стоял неумолчный гул голосов – бесчисленных разговоров и дискуссий, порой весьма горячих, где собеседники переходили на повышенные тона. Из общего гудения время от времени можно было вычленить отдельные фразы:

– …сказали, что это безопасная инвестиция, и мы вложили все свои сбережения…

– …плохое, некомпетентное руководство…

– …вам-то все равно – я так и сказал парню, который пришел проверять счетчик: а я на что буду жить? Воздухом питаться?..

– …цены зашкаливают, так хоть бы дивиденды выплатили тем, кто…

– …кучка толстосумов в правлении, плевать им на все!..

– …а если мы просто тут сядем и откажемся уходить, пока…

– …на столбе бы их повесить, сволочей, вот тогда бы поняли…

Фразы повторялись на множество ладов и вариаций, но общая идея звучала ясно: все считали руководство ГСС своим врагом.

Стол для прессы в передней части зала тоже был наполовину занят, и два репортера отправились бродить по залу в поисках сюжетов, способных зацепить аудиторию. У седой женщины в светло-зеленом брючном костюме брали интервью. Она провела четыре дня в дороге, добираясь сюда из города Тампа во Флориде, «потому что на автобусе дешевле, а денег у меня осталось мало, сейчас и подавно». Она рассказала, как пять лет назад оставила работу продавщицы, переехала в пансион для пожилых людей и на все свои небольшие сбережения купила акции ГСС: «Мне сказали, что это так же надежно, как положить деньги в банк. Теперь мне ничего не платят, придется выехать из пансиона, а идти мне некуда». О приезде в Калифорнию она сказала: «Сидеть дома я не могла. Хотела посмотреть в глаза тем, кто такое со мной сотворил». Она говорила и говорила, захлебываясь эмоциями, а фотокорреспондент из телеграфного агентства снимал крупным планом. Назавтра картина ее отчаяния появится в газетах по всей стране.

В зале, где проводилось собрание, разрешили только фото-, но не телекамеры. Две телевизионные съемочные группы, обосновавшиеся в гостиничном фойе, уже выразили возмущение Терезе Ван Бюрен.

– Собрание акционеров не цирк, чтобы транслировать его по телевизору, – ответила та.

– А похоже именно на цирк, – проворчал один из телевизионщиков.

Тереза Ван Бюрен забила тревогу, когда примерно в полпервого стало окончательно ясно, что площадь зала и количество мест абсолютно недостаточны для имеющегося количества участников. ГСС быстро собрала совещание с участием администрации отеля. Решили открыть еще один зал, поменьше, где сможет разместиться еще полторы тысячи человек, не вошедших в первый. Из большого зала в малый будет вестись трансляция через колонки. Команда гостиничного персонала начала расставлять там стулья.

Однако новоприбывшие немедленно запротестовали.

– Еще чего! Не собираюсь я сидеть в загоне для второго класса, – громко заявила полная женщина с раскрасневшимся лицом. – Я акционер и имею право присутствовать на ежегодном собрании. Никуда я не пойду. – Пухлой рукой она оттолкнула пожилого охранника, другой рукой отстегнула шнур, который перегораживал ей проход, и прошагала в полный людей зал. Еще несколько человек последовали ее примеру. Охранник лишь беспомощно пожал плечами, затем вновь перегородил вход шнуром и попытался направить очередную партию участников в дополнительное помещение.

– Безобразие! – обратился к Терезе Ван Бюрен сухощавый мужчина с серьезным лицом. – Я прилетел из Нью-Йорка. У меня есть вопросы, и я хочу их задать на собрании!

– Во втором зале поставят микрофоны, – заверила она. – Все вопросы будут слышны в обоих залах, и на них ответят.

Мужчина с отвращением посмотрел на толпу прибывающих.

– Большинство тут – мелкие акционеры. У меня десять тысяч акций.

– А у меня двадцать акций, мистер, но прав не меньше, чем у вас! – выкрикнули у него из-за спины.

В конце концов обоих убедили пройти в малый зал.

– Он прав насчет мелких акционеров, – заметила Тереза, обращаясь к Шарлетт Андерхилл, которая ненадолго вышла в фойе.

Финдиректор кивнула:

– У многих десяток акций или еще того меньше. Не так много держателей, у которых больше сотни.

Неподалеку от них Нэнси Молино из «Калифорния экземинер» тоже наблюдала за прибывающей толпой.

– Слышали? – обратилась к ней Тереза Ван Бюрен. – Вот доказательство, что мы не гигантский корпоративный монолит! Компания принадлежит людям, которых вы видите вокруг.

– Есть и много крупных акционеров, – скептически сказала Нэнси.

– Не так много, как вы думаете, – вмешалась Шарлетт Андерхилл. – Больше половины акционеров – мелкие инвесторы, сотня акций или того меньше. А самый крупный – фонд, который управляет акциями сотрудников компании. Ему принадлежит восемь процентов. Такая же ситуация в других компаниях коммунальной сферы.

На журналистку это, кажется, не произвело впечатления.

– Мы с вами, Нэнси, не виделись с тех пор, как вы написали ту несправедливую, злую статью про Нима Голдмана, – сказала Тереза Ван Бюрен. – Зачем? Ним – порядочный человек, трудяга.

Нэнси Молино слегка улыбнулась.