Дверь распахнулась, в проеме возник охранник, а за его спиной Ним, который вошел, закрыв дверь за собой.
– Ну что? – спросил Хамфри, откладывая речь.
– Там как будто толпа для линчевания собралась. – Ним кратко описал, что видел в банкетном зале, малом зале и перед гостиницей.
– А нельзя как-то перенести собрание? – нервно спросил один из членов совета директоров.
– И речи быть не может, – решительно покачал головой Оскар О’Брайен. – Собрание созвано официально.
– К тому же, если его отменить, будет бунт, – добавил Ним.
– А если не отменить, можно подумать, не будет! – съязвил тот же член совета директоров.
Председатель подошел к бару и налил себе минералки: ему отчаянно хотелось виски, но он соблюдал свой же запрет на алкоголь в рабочие часы.
– Мы заранее это предвидели, так что говорить о переносе бессмысленно. Будем справляться как можем, – раздраженно сказал он и отхлебнул воды. – Акционеры имеют право злиться – и вообще из-за дивидендов, и конкретно на нас. Я бы тоже злился на их месте. Что сказать людям, которые сделали безопасные, по их мнению, вложения – и вдруг обнаружили, что они совсем не безопасные?
– Скажем правду. – Лицо Шарлетт Андерхилл залилось краской от нахлынувших эмоций. – А правда в том, что в этой стране людям, которые честно работают и экономят, просто некуда вложить деньги так, чтобы они не потеряли ценность. Компании, подобно нашей, больше не могут ничего гарантировать. И сберегательные счета не могут, и ценные бумаги – проценты не успевают за инфляцией, которую провоцирует правительство. Мошенники и лгуны в Вашингтоне обесценили доллар и продолжают делать то же самое, с идиотской улыбкой глядя, как мы нищаем. Вместо денег нам подсунули пустые бумажки! Бумажки, обеспеченные лишь лживыми обещаниями политиков. Финансовая система рушится. Система страхования вкладов – одна видимость. Социальное страхование – мошенники без гроша в кармане; если бы они были частной конторой, руководство давно бы сидело в тюрьме. А порядочные компании вроде нашей, которые реально работают, загнаны в угол и вынуждены идти на крайние меры, причем вся вина ни за что ни про что ложится на нас!
В комнате одобрительно зашумели, кто-то зааплодировал.
– Наверное, тебе стоит выступить вместо меня, Шарлетт, – сухо сказал председатель. – Разумеется, все, о чем ты говоришь, правда. К сожалению, мало кто пока готов ее услышать и принять.
– Кстати, Шарлетт, позволь полюбопытствовать, а где ты держишь сбережения? – спросил Рэй Паулсен.
– В Швейцарии, – отрезала финдиректор. – Одна из немногих стран, где финансовое законодательство пока вменяемое. И на Багамах. В золоте и швейцарских франках – это единственные оставшиеся честные валюты. Советую всем обратить сбережения в них, если вы этого еще не сделали.
Ним глянул на часы и, подойдя к двери, открыл ее:
– Без одной минуты два. Пора идти.
– Кажется, я начинаю понимать, как себя чувствовали христиане перед встречей со львами, – сказал Эрик Хамфри, первым выходя из комнаты.
Руководство компании и члены совета директоров быстро вышли на сцену; председатель направился к трибуне, остальные расселись на стульях. Банкетный зал сперва затих, но очень скоро из передних рядов раздалось несколько нестройных голосов: «Долой!» Другие подхватили, и по залу прокатилась волна неодобрительных криков и свиста. Эрик Хамфри невозмутимо стоял за трибуной, ожидая, пока шум уляжется. Когда стало чуть тише, он наклонился к микрофону:
– Леди и джентльмены, не буду долго распространяться о ситуации в компании. Я знаю, что многим не терпится задать вопросы…
Следующие слова потонули в общем гвалте. Слышались крики: «Еще как не терпится!», «Сразу к вопросам!», «Нечего нам лапшу вешать!», «Говорите о дивидендах!»
Дождавшись, когда его станет слышно, Хамфри начал:
– Я, разумеется, скажу о дивидендах, но сперва есть несколько моментов, которые…
– Господин председатель, можно вопрос по регламенту? – перебил его новый голос по громкой связи. Говорящего не было видно: на трибуне загорелась красная лампочка, показывая, что работает микрофон в дополнительном зале.
– Что именно по регламенту? – так же, в микрофон, громко спросил Хамфри.
– Господин председатель, я возражаю против того, как…
– Представьтесь, пожалуйста, – перебил тот.
– Меня зовут Гомер Ф. Ингерсолл. Я адвокат, у меня триста акций – и еще двести у клиента, которого я представляю.
– Так что вы хотели сказать о регламенте, мистер Ингерсолл?
– Я как раз начал говорить, господин председатель. Я возражаю против неудовлетворительной и неэффективной организации сегодняшнего собрания. Я и еще многие участники вынуждены сидеть в другом зале, будто граждане второго сорта. Отсюда мы не можем полноценно участвовать…
– Но вы прямо сейчас участвуете, мистер Ингерсолл! Сожалею, что из-за необычайно большой явки сегодня…
– Я говорил о регламенте, господин председатель, и еще не закончил. – Гремящий из колонок голос вновь перебил Эрика Хамфри, и тот обреченно уступил.
– Заканчивайте, только быстро, прошу вас.