Перегрузка

– Так, давайте-ка все доедим обед!

Позже, когда дети отправились смотреть телевизор, а они с Руфью сидели за столом, прихлебывая кофе, Ним произнес:

– Я ценю то, что ты сказала Лие и Бенджи.

Руфь лишь отмахнулась:

– Сказала что думаю. Если мы с тобой больше не Ромео и Джульетта, это не значит, что я перестала читать и анализировать.

– Я предложил уволиться. Эрик ответил, что нужды нет. Но я, может быть, все равно уволюсь.

Он рассказал о разных вариантах, которые обдумывал, включая возможность перехода в другую энергетическую компанию – например, на Среднем Западе. Если он так решит – готова ли Руфь с детьми поехать туда?

– Нет, – ответила она быстро и решительно.

– Почему, скажи на милость?

– По-моему, это очевидно. С какой стати мы трое – Лия, Бенджи, я – должны все бросать и ехать куда-то ради твоего удобства, в то время как мы с тобой еще даже не говорили о нашем будущем. Если оно у нас вообще есть… что маловероятно.

Итак, слова сказаны – видимо, подошло время для того самого серьезного разговора. Не странно ли, что произошло это в тот самый миг, когда они как будто вновь стали ближе?

– Что с нами сталось? – с грустью произнес он.

– Тебе прекрасно известно что, – парировала Руфь. – Мне одно интересно: сколько женщин у тебя было за пятнадцать лет брака? – Она говорила с какой-то новой жесткостью, которую Ним стал замечать в ней с недавних пор. – Или ты им счет потерял? Я вот потеряла. Поначалу я всегда чувствовала, когда у тебя возникало что-то новое – или, точнее, кто-то, – потом различать стало сложнее. Наверное, на смену одной сразу появлялась другая, или они просто были одновременно – по две, по три… Так, да?

– Иногда, – ответил Ним, не решаясь посмотреть жене в глаза.

– Что ж, по крайней мере с этим разобрались. Значит, я была права. И все же ты не ответил на мой вопрос: сколько всего женщин?

– Понятия не имею, – безрадостно признался он.

– Не очень-то лестно для всех этих особ. Предполагается же, что ты питал к ним какие-то чувства, хоть и недолго. Не знаю, что это были за женщины, но такой забывчивости они не заслужили.

– Ничего серьезного у меня не было! Ни с кем. Ни разу.

– Вот этому я верю! – От гнева краска бросилась Руфи в лицо. – Если уж на то пошло, у тебя и со мной ничего серьезного не было!

– Неправда!

– Почему? Учитывая, что ты сейчас сам признал? Ладно, я могла бы понять одну любовницу. Может, двух. Любая женщина знает: такое случается, иногда даже в самых крепких браках, – но не десятки же, как у тебя!

– Ты говоришь ерунду. Никаких десятков не было.

– Штук двадцать уж точно. По меньшей мере.

Ним промолчал.

– Может, это была оговорка по Фрейду – когда я сказала про десятки, – задумчиво сказала Руфь. – Для тебя же это вроде спорта, да? Главное – попасть в десятку, а женщины пусть продолжают меняться.

– Возможно, в этом есть доля правды, – признал он.

– Я знаю, что есть… Для женщины, для жены слышать такое от мужчины, которого любила – или думала, что любишь, – значит чувствовать себя униженной, грязной, обманутой.

– Если ты так себя чувствуешь, и уже давно, почему говоришь только сейчас? Почему мы не обсудили все раньше?

– Вопрос справедливый. – Руфь помолчала, обдумывая ответ. – Наверное, надеялась, что ты изменишься, перерастешь желание уложить в постель каждую привлекательную женщину в округе. Как ребенок перерастает желание съесть все конфеты разом. Но я ошибалась. Ты так и не изменился. Да, и раз уж мы говорим откровенно – имелась и другая причина. Я была трусихой: боялась остаться одна, не знала, как это отразится на Лие и Бенджи, боялась – или, может, из гордости не хотела признавать, – что мой брак, как многие другие, не работает. – Голос Руфи в первый раз за все время дрогнул. – Так вот. Я больше не боюсь, и гордость меня не удерживает. Я хочу все это закончить.

– Правда хочешь?

По щекам Руфи скатилось две слезинки.

– А какие еще есть варианты?

В душе у Нима вспыхнула искра протеста. Неужели он должен смиренно соглашаться? Разве ответственность не лежит на обоих?

– А что насчет твоего собственного романа? Если мы разойдемся, твой приятель сразу к тебе переедет или как?

– Какой приятель?

– С которым ты встречаешься. К которому ездила.

Руфь промокнула глаза, и теперь смотрела на него со смесью жалости и насмешки.

– Ты и правда в это веришь? Что я ездила к мужчине?

– А что, нет?

Она медленно покачала головой.

– Нет.

– Я думал…

– Я знаю. Я тебя не переубеждала – возможно, зря. Решила, видимо, назло, что тебе не повредит… даже, возможно, пойдет на пользу: хоть раз испытаешь на своей шкуре то, что я чувствовала постоянно.

– А остальное? Куда ты уходила каждый раз?

– Никакого другого мужчины нет, – ответила Руфь, вновь начиная злиться. – Уяснишь ты наконец? Нет и никогда не было. Я вышла за тебя девственницей – ты должен это помнить, если еще не путаешь меня от своими подружками. И с тех пор у меня никого, кроме тебя, не было.

Ним поморщился: он помнил, – однако продолжал настаивать:

– Тогда где ты пропадала?..

– Это мое личное дело. Главное я сказала: мужчины не было.

Он не сомневался: она говорит правду.