Читаем Переможців не судять полностью

Але Скворцов вже не слухав белькотіння переляканої жінки. Одному з бійців скомандував:

— Охраняешь. Этому — связать руки и ноги — він кивнув головою у бік Савицького, який лежав на підлозі і з жахом спостерігав, як офіцер розколює його жінку, розуміючи, що та зі страху вже наговорила років на двадцять таборів. У його грудях росла ненависть, але не на жінку. Хіба його Христя винувата у всьому тому, що зараз відбувалося?

«Ні… Москалі, які сюди прийшли, хоча ніхто їх не кликав, та голова сільради. Хто його за язика тягнув? Яке твоє свиняче діло, де мої сини? Ну, начувайся…»

Офіцер уже вискочив з хати, виводячи за собою бійців. — Грицю… Що ж то буде?.. — простогнала жінка.

***

Наче з-під землі, на городі з’явилося чотири чоловічих постаті. Вони мовчки побігли прямо на бійців, які стояли в оточенні. Спочатку ніхто нічого не второпав. Збивало з пантелику те, що чоловіки бігли мовчки. Так тривало кілька секунд. Цього часу вистачило, щоб четвірка пробігла половину шляху, чого і добивався Мовчазний. Стріляти з пістолета на відстані п’ятдесяти метрів, намагаючись у когось поцілити — справа марна. Набоїв було обмаль, та й перезарядити зброю не було б часу. Тому треба максимально зблизитися з ворогом, а вже потім пробивати собі шлях за допомогою вогню. Біжучи з усіх сил, Мовчазний не випускав з поля зору бійців, і, як побачив, що ті оговталися від несподіванки й почали піднімати гвинтівки, зробив кілька пострілів навмання. В когось він таки влучив, бо боєць, котрий стояв на їх шляху, раптом заточився і впав. У той же час оточення відкрило вогонь у відповідь. Гвинтівка — це не пістолет, із гвинтівки поцілити з п’ятдесяти метрів дуже просто, але і втікачі вже були поруч з ярком. Мовчазний не добіг до мети усього лише кілька метрів. Він упав долілиць, один пістолет вилетів з мертвої руки та проїхав майже метр по ранковій траві, ще вкритій краплями роси. Рясна роса — на добру погоду, але Мовчазному це було вже байдуже… Другий пістолет так і залишився у його руці, притиснутий до землі важким нерухомим тілом.

Пан Коцький на бігу підхопив пістолет та пірнув у яр. Поруч застогнав Вітер. Куля влучила йому в ногу, і він впав на коліна. Лося поцілили у спину, мабуть, у хребет. Він тільки кліпав очима, але не міг ні говорити, ні рухатися.

— Коцький, запам’ятай… У Тернополі… Обласний відділ народної освіти… Інспектор Холодюк. Пароль: є гарні книжки. Може, відділ придбає? — Вітер застогнав, мабуть куля зачепила або й розтрощила кістку, — відгук: ми книжки купуємо лише в крамницях. Зрозумів? Перекажеш усе, про що балакали у Буревія. І розвідка… Не забувай… Давай пістолет та тікай… Я вже своє, здається, відбігав…

Все це було сказано швидко, шепотом. Двічі під час цієї розмови Вітер прицілювався та стріляв у енкаведистів, які намагалися прорватися до яру.

— Тікай, кажу! — гримнув він, бачачи, що Пан Коцький вагається.

Нарешті той поклав поруч із Вітром пістолет:

— Прощавай, друже…

Зуб далеко випередив пічника, шубовснув у воду, перейшов вбрід річку і вже ледь не дістався кущів. Але його вбили з третього пострілу. Пічник через річку не побіг, а прикриваючись невисоким берегом, пригнувшись кинувся убік. Ззаду забахкали постріли: почав відстрілюватися Вітер. Це зривало недовго, кілька хвилин, але ці хвилини врятували життя станичному зі Стасова. По самому краєчку води, щоб собаки не взяли сліду, він встиг відбігти метрів за сто, за поворот річки, і вже там, переплигуючи по камінцях, перебіг на інший берег і зник у кущах.

***

Юродивий сидів біля церкви та просив милостині. Ніхто не здивувався. Ну, з’явився в селі божевільний… Посидить собі, та й далі кудись піде… Юродивий, молодий хлопчина, у забрудненому одязі, з давно нечесаним скуйовдженим волоссям, руки трясуться, мов у лихоманці, і дивиться жалісно-жалісно…

— Хлібця би, братчики… Хлібця… Гей, москалику, дай хлібця…

— Отцепись! В толпе высматривайте! В церковь все в чистом ходят… Давай в толпу! Вон идёт!!! Держи!..

Розпихаючи парафіян у натовп кинулися три бійці. Один за щось перечепився та впав. Якийсь юнак не став чекати, поки його схоплять, і дременув у чиєсь подвір’я, звідти городами… За ним погналися… Почалася метушня.

— Хлібця би… — тягнув юродивий.

За півгодини все заспокоїлось. Спіймали трьох, пов’язали руки, побили так, що їм аж очі позапливали кров’ю, покидали у вантажівки та поїхали собі.

— Хлібця би… — юродивий припинив канючити, уважно оглянув майдан, чи не залишився де випадково хтось із енкаведистів, звівся, обтрусив коліна, натягнув на голову картуза та й пішов собі, ні разу не оглянувшись. Важко було впізнати завжди дженджуристого та охайного Любка в брудному та порваному одязі. Більшість загону таки було врятовано. Розчинившись у натовпі, вони благополучно уникнули облави.

РОЗДІЛ 15

СЕЛО СТАСІВ, ТЕРНОПІЛЬСЬКОЇ ОБЛАСТІ


ГРУДЕНЬ 1940 РОКУ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Три повести
Три повести

В книгу вошли три известные повести советского писателя Владимира Лидина, посвященные борьбе советского народа за свое будущее.Действие повести «Великий или Тихий» происходит в пору первой пятилетки, когда на Дальнем Востоке шла тяжелая, порой мучительная перестройка и молодым, свежим силам противостояла косность, неумение работать, а иногда и прямое сопротивление враждебных сил.Повесть «Большая река» посвящена проблеме поисков водоисточников в районе вечной мерзлоты. От решения этой проблемы в свое время зависела пропускная способность Великого Сибирского пути и обороноспособность Дальнего Востока. Судьба нанайского народа, который спасла от вымирания Октябрьская революция, мужественные характеры нанайцев, упорный труд советских изыскателей — все это составляет содержание повести «Большая река».В повести «Изгнание» — о борьбе советского народа против фашистских захватчиков — автор рассказывает о мужестве украинских шахтеров, уходивших в партизанские отряды, о подпольной работе в Харькове, прослеживает судьбы главных героев с первых дней войны до победы над врагом.

Владимир Германович Лидин

Проза о войне
Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер
Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер

В романе впервые представлена подробно выстроенная художественная версия малоизвестного, одновременно символического события последних лет советской эпохи — восстания наших и афганских военнопленных в апреле 1985 года в пакистанской крепости Бадабер. Впервые в отечественной беллетристике приоткрыт занавес таинственности над самой закрытой из советских спецслужб — Главным Разведывательным Управлением Генерального Штаба ВС СССР. Впервые рассказано об уникальном вузе страны, в советское время называвшемся Военным институтом иностранных языков. Впервые авторская версия описываемых событий исходит от профессиональных востоковедов-практиков, предложивших, в том числе, краткую «художественную энциклопедию» десятилетней афганской войны. Творческий союз писателя Андрея Константинова и журналиста Бориса Подопригоры впервые обрёл полноценное литературное значение после их совместного дебюта — военного романа «Рота». Только теперь правда участника чеченской войны дополнена правдой о войне афганской. Впервые военный роман побуждает осмыслить современные истоки нашего национального достоинства. «Если кто меня слышит» звучит как призыв его сохранить.

Андрей Константинов , Борис Александрович Подопригора , Борис Подопригора

Проза / Проза о войне / Военная проза