Читаем Переписка двух Иванов (1935 — 1946). Книга 2 полностью

Переписка двух Иванов (1935 — 1946). Книга 2

Вот что надо. Она дает Мир, ergo: Мир — Ее. Мир — Она. Видите (и не судите!), к<а>к от капельки на солнце — видится мне Солнце... И какое преступление, что женщину пристегнули к войне! Это понятно у Советов. Не непонятно у — христиан. Огрубить — загубить — живой росток!.. Мне всегда было дико, с 14 года, видеть бабу-кондуктора: «у кого там нет билета... в заду?!…» — вот оно, начало-то. Это самые страшные были путы сбивающейся с пути жизни. Соблазн. Начало конца. Не ново это, что пишу, ново — что не высказано: «мысль изреченная есть ложь». Отсюда — Софии. Отсюда «женств<енное> начало» в Боге — у Булг<акова>. Все это лишь — нащупывание. Далеко не просто гетевское — эвиге вейблихе. [798] А — прозревание. Провалюсь, проврусь... но буду искать невидные пока образы-намеки сего в том куске своего труда, кот<орый> (кусок) б<удет> уделен Господом — из дотекающей жизни...

Мифы, предания, историч<еские> бесспорные «явления Женщины» — все это показывает еще не схваченную человеч<еской> волей красную нить верного становления — бытия в творческом; творческого — в бытии. И «семя Жены сотрет главу Змия» [799] — шире брать надо, не догматически-домыслительно: сеямое Женой — сотрет, истлит зло. Только это. Это неясный лепет исторической дали-были. Первый лепет ребенка — Ma. Это — священный инстинкт, от утробы. Я оч<ень> редко встречал совс<ем> глупых женщин, а мужчин — сверхдостаточно. Да еще надо понять, что следует называть умом. Подлинный ум — творчески-религиозный, провидение-чуяние — духовно-душевная дальнозоркость. Вот — главная сила. И она — в женщине.

Все искляксил! И бумага, и пе-рышко, и чернила.

Покойной ночи. Зу-уд..! Zona — (показыв<ает> на локализацию болезни точно огранич<енным> районом: у меня: половина (то-чно!) носа, лба, головы и окрестность глаз (правый, мой) — и он кипит в Zon’e). У нас это теперь оч<ень> частая болезнь. Черт е знает: завели зоны — вот она и Zona... Зудит-свербит. Досвербились.

Уверен: старинные люди умели «снимать».

Скажет: халды-манды — плюнет в морду, — она и сошла!

Нет, не так-то все просто, др<уг> Горацио! [800]

Но... «неблагополучно в датском королевстве». Сиречь: с человеком.

И с чего-то видел, поемши творожку, сон: на белой простыне мазал коричнево Крест. А кто-то наблюдает, к<а>к мажу...

Почти весь дописал, как на «покрове».

Да будет воля Твоя.

Будьте здоровы, друзья!

Около 1 ч. ночи.

Ваш расписавшийся и подписавшийся

Ив. Шмелев.

Уповаю — разберете?

Вот — кто Правда и выход — Она. Вот путь — Она. Да, Она оплакивает незадавшегося. И с сам<ого> первого появл<ения> ее в романе чуткий читатель русский видит (не глазами) — жизнь и творчество Ее. Она не может кончиться на варке варенья. Но... откуда она — такая? Это знал П<ушкин> — высшим знанием-ведением — и не сказал словами... но сказал все — меж слов.

Почему все, все (огр<омное> больш<инст>во) взяты Татьяной? Да-вот, почему?.. А вот то-то. Есть это — почему. Надо каж<дый> день вчитываться. И себя вопрошать, до-утробно.

И ку-да я залетел!..

Ну, ланно.

Потешу Вас. Слыхал от Б<унина> — при-Кобель. В Москве еще: Трактирщик (ну, Крынкин!) — за «катком», поднимает голову, насторожился — стро-го... крутит носом, сторожко, как бы прислушиваясь, нажимает на ноздрю, втягивает сильно другой... вскидывает бровь... и — поднимает палец:

— А ведь это... из гла-вного сортира воняет!?… — пауза — Тьфу!.

Пауза.

— Гаврила!.. Займись ночью!…