Перешедшие реку

Что же до собственно оружия, то оно представляло собой два копья-дротика (в приведенном выше отрывке из Библии также упоминаются дротик и копье; первый предназначался для метания, второй мог использоваться также и в качестве пики). Главным же оружием, предметом гордости филистимлянина, был прямой меч. Достаточно длинный – около метра, он имел треугольную форму и предназначался для нанесения колющих, а не рубящих ударов. Мечи были железными – в этом филистимляне превосходили окружающие народы, в том числе и евреев, имевших оружие из бронзы и меди. О монополии филистимлян на железные изделия, монополии, тщательно ими оберегавшейся, также говорится в Библии.

Вот так был защищен и вооружен богатырь по имени Голиаф, когда на единоборство с ним вышел юный пастух и будущий царь Израиля Давид, поразивший великана одним метким броском из пращи. Оружие стало его трофеем. О том, насколько оно было ценным, особенно меч, можно судить по еще одному месту в Библии: «И сказал Давид Ахимелеху: нет ли здесь у тебя под рукой копья или меча?.. И сказал священник: меч Голиафа-филистимлянина, которого ты убил в долине Эйла, вот он, завернут в одежду, позади эйфода… И сказал Давид: нет подобного ему, дай мне его…»

Филистимский меч

Какой была дальнейшая судьба этого народа? Филистия – филистимское Пятиградие – после военных поражений признала власть еврейских царей. Филистимские воины составили ядро дворцовой гвардии при царях Давиде и Соломоне, высоко ценивших их профессиональные воинские качества. Да и воины, судя по всему, относились к еврейским царям с большим уважением, особенно к Давиду, отличавшемуся выдающимися воинскими способностями и личной храбростью.

Что было дальше – покрыто мраком. Возможно, какая-то часть филистимлян впоследствии ассимилировалась среди евреев. Во всяком случае, как народ они перестали существовать еще до разрушения Первого храма.

Мудрец и мученик

В талмудическом трактате «Санхедрин» приводятся слова рабби Йоханана бен-Наппахи: «Все анонимное в Мишне исходит от р. Меира, все анонимное в Тосефте – от р. Нехемии, все анонимное в Сифра – от р. Иеґуды; но все они следуют взглядам Акивы». Это сказано об одном из величайших еврейских мудрецов – рабби Акиве бен-Йосефе. В словах рабби Йоханана – краткая, но почти исчерпывающая оценка вклада Акивы в развитие иудаизма, а значит – в сохранение еврейского народа.

Кем же он был, человек, влияние которого оценивалось столь высоко современниками и последующими поколениями? Его биография существенно отличалась от биографий других мудрецов и законодателей – почти во всем.

Акива родился около 40 года н. э. в бедной семье и долгое время был неграмотным. Мало того: обреченный на полунищее существование, будучи тем, кого полупрезрительно называли Ам ґа-Арец (дословно это переводится как «человек земли (Израиля)», но на языке тогдашней эпохи означало «быдло», «невежда»), он считал виновниками своего бедственного положения тех, к кому впоследствии оказался причисленным, – законодателей и мудрецов. Уже будучи известным учителем, членом Санхедрина, он говорил: «Когда я был Ам ґа-Арецом, я говорил: если бы попался мне мудрец, я укусил бы его как осел». Его поправил кто-то из учеников: «Следует говорить – не как осел, а как собака». Акива возразил: «Нет, именно как осел: собака только кусает, а этот ломает кость». Столь велика была ненависть простого невежественного крестьянина-поденщика к ученым людям.

Именно своему низкому происхождению Акива был обязан тем, что в дальнейшем, будучи уже умудренным годами и увенчанным славой ученого, он сумел преодолеть пропасть, временами разделявшую различные сословия тогдашнего еврейского общества.

Может быть, так и остался бы Акива, сын крестьянина Йосефа, пастухом, обозленным на весь мир, если бы не удивительная женщина по имени Рахель. Она была дочерью одного из трех крупнейших иерусалимских богачей – Бен Калба Савуа. В скромном пастухе ей удалось разглядеть неординарного человека. Она полюбила Акиву, и Акива полюбил ее.

Отец Рахели категорически отказался выдать дочь за нищего неграмотного простолюдина. И тогда именно Рахель убедила Акиву оставить деревенскую жизнь и заняться учением. В этом случае она обещала выйти за него замуж, несмотря на противодействие отца. Акива поклялся, и они поженились.

Первое время будущему мудрецу учеба не давалась, он не мог даже выучить алфавит.

У них родился сын, а Акива все еще оставался тем, кем был, – деревенским пастухом, неспособным к книжной премудрости.