Перешедшие реку

Это был период распада Омейядского халифата и возникновения на его обломках независимых мусульманских государств, в том числе – Кордовского эмирата. Высокоодаренному и честолюбивому юноше невозможно было не оказаться в гуще событий. Так оно, по всей видимости, и произошло. Во всяком случае, именно тогда, в молодости, крепкая и многолетняя дружба связала кордовского еврея Шмуэля бен-Йосефа и будущего эмира Кордовы Аббаса. Любопытная деталь: арабские хроники утверждают, что одним из качеств, послуживших стремительному возвышению Шмуэля бен-Йосефа, оказались его способности виртуозного каллиграфа. Современному человеку может показаться странным тот факт, что красивый почерк мог кого-либо поставить на пост второго лица в государстве. Странность, однако, перестанет считаться таковой, если мы вспомним, что придворные арабские каллиграфы одновременно являлись мастерами не писем вообще, а дипломатических посланий. Так что сведения о каллиграфии в данном случае намекают на дипломатический характер деятельности Шмуэля бен-Йосефа в качестве друга и доверенного лица эмира.

Наряду с этим он, как мы уже говорили, показал себя весьма искусным военачальником и неоднократно возглавлял войска эмира в многочисленных войнах – как против других мусульманских государей Испании, так и против христианских королей-вестготов, уже предпринимавших в конце X – начале XI века попытки отвоевания испанских земель у потомков халифа. Вот как передавал в некоторых дошедших до нас стихотворениях свои впечатления от войны еврейский полководец: «Быстро писали мы на их коже железным пером глубокие письмена… и вельможи тотчас опьянели не от вина – от крови своей. И тех, кто носил сегодня знамена, назавтра носили в гробах на покой…»

Поначалу Шмуэль бен-Йосеф носил традиционный для своего положения титул наси – вождя евреев. Однако особое отношение к нему эмира и тот авторитет, которым этот еврей пользовался в кругу не только единоверцев, но и арабов, позволили ему потребовать и получить титул нагида – принца.

Шмуэль ґа-Нагид был не только талантливым политиком и военачальником, но и ученым-богословом. Его перу принадлежал написанный на арабском языке детальный анализ Корана, представляющий собой, по сути, очень тонкую и обоснованную критику содержащихся в этой книге внутренних противоречий. Такой поступок, естественно, не мог оказаться незамеченным. Знаменитый андалусский богослов, в недавнем прошлом близкий друг ґа-Нагида, писал о нем: «Восстал человек, преисполненный ненависти к нашему Пророку… Его презренная душа гордится накопленным богатством, он написал книгу, чтобы перечислить противоречия в Коране… Пусть эмир удалит от себя его и подобных ему людей, нечистых и проклятых, которым Б-г послал унижение, позор, падение и злобу, коих не знает ни один другой народ…»

Тем не менее положение ґа-Нагида при дворе было слишком прочным, чтобы этот призыв к эмиру имел серьезные последствия. Видимо, сложившаяся в эмирате атмосфера общей веротерпимости позволяла эмиру Аббасу смотреть сквозь пальцы на антиисламскую направленность некоторых произведений своего приближенного. Арабские же поэты осыпали своего покровителя (Шмуэль бен-Йосеф благоволил мудрости и литературным талантам не только евреев, но и арабов) десятками восторженных посланий. Один из них писал: «Когда я нахожусь с тобой, я часто исповедую религию, предписывающую соблюдать субботу; когда я нахожусь с моим народом, я исповедую ее в тайне». Другой арабский поэт, Ибн Алфах, посвятил погибшему сыну ґа-Нагида траурную оду. В ней, в частности, говорилось: «Для меня верность – это религия, и она велит мне оплакивать этого еврея».

Главная мечеть Кордовы

Шмуэль бен-Йосеф прославился и как автор комментария к Талмуду. Однажды, избежав во время битвы серьезной опасности, он дал обет сделать это. Другой его труд, под названием «Мево ґа-Талмуд», в течение многих веков также пользовался авторитетом у раввинов.

Власть Шмуэля бен-Йосефа ґа-Нагида признавалась всеми евреями Испании и простиралась далеко за ее пределы. Умер он в 1058 году.

Вне всякого сомнения, Шмуэль ха-Нагид вызывал недовольство в достаточно широких кругах населения – и своими позициями по ряду вопросов, и близостью к властителю, и, конечно, национальной и религиозной принадлежностью. Но его положение было слишком сильно, а влияние слишком велико, чтобы недовольство вылилось в какие-либо серьезные эксцессы. Так что Шмуэль ґа-Нагид скончался, оставаясь богатым и влиятельным еврейским «принцем».