Совсем иной оказалась судьба его сына и наследника. По какой причине Йосеф ґа-Нагид (он унаследовал и титул, и пост отца) вызвал открытое недовольство там, где его отца преследовало лишь скрытое брожение, трудно сказать. По всей очевидности, в массовом сознании действия Йосефа как бы накладывались на то, что в прошлом совершал Шмуэль ґа-Нагид, что вызывало гораздо больше обвинений в незаслуженной роскоши (хотя Йосеф всего лишь пользовался богатством, доставшимся от отца). К тому же он не пользовался столь же безусловным авторитетом, как Шмуэль. Военные и дипломатические заслуги Нагида в значительной степени укрепили положение государства, обеспечив относительно мирное существование его подданным. Но это же и как бы лишило сына знаменитого еврея возможности проявить способности. В итоге очень скоро богатство и положение Йосефа стали вызывать возмущение. Критической точки недовольство (скорее – неприкрытая ненависть) толпы достигло, когда сын Нагида довершил постройку знаменитого дворца Альгамбра, начатую самим Шмуэлем. Это произошло в 1066 году. В Кордове вспыхнули беспорядки, умело спровоцированные противниками нового нагида. Обезумевшая толпа распяла Йосефа. Его родственники вынуждены были спешно покинуть эмират. Дальнейшая судьба этой прославленной семьи историками прослеживается с трудом. Следы ее обнаруживаются, в частности, в Турции. Правда, никто из потомков никогда больше не достиг таких вершин власти, каких достиг Шмуэль бен-Йосеф Ґалеви ґа-Нагид, еврей из Кордовы.
Личность и творчество этого человека, его блестящая карьера и разносторонние таланты в течение многих веков будоражили еврейские умы. Достаточно вспомнить всемирно известный роман Лиона Фейхтвангера «Испанская баллада» (в первых немецких изданиях – «Еврейка из Толедо»). Писатель был, видимо, столь заворожен биографией ґа-Нагида, что сделал своего героя Йеґуду Ибн-Эзру, министра испанского короля Альфонсо, племянником прославленного кордовского полководца и политика.
И еще: нынешние жители Гранады с гордостью демонстрируют туристам постройки, связанные с именем Шмуэля ґа-Нагида. Но умолкают, если вы спросите о судьбе его сына.
Во времена Средневековья евреи по праву считались самой образованной группой населения не только в Европе, но и в Азии. И потому ничего удивительного нет в том, что отдельные представители еврейских общин достигали достаточно высоких постов при дворах тогдашних правителей. Правда, эта высота сама по себе могла оказаться весьма опасной – как известно, с большой высоты опасней падать. И главное: еврей при короле/султане/императоре/хане всегда выполнял как бы двойную функцию. С одной стороны, он сосредоточивал в руках почти неограниченную власть, с другой – именно его голова летела первой в случае какой-то оплошности. И даже не оплошности. Зачастую ему приходилось становиться козлом отпущения и за события, никоим образом от него не зависящие.
Весьма любопытна и назидательна в этом смысле история еврейского советника ильхана в государстве Хулагидов, возникшем в XIII веке на территории, охватывающей современные Иран, Ирак и Азербайджан. Хулагиды – монгольские завоеватели, потомки Чингиcхана – сделали центром своего государства город Тебриз, ныне находящийся в Азербайджане. Так вот, премьер-министром (в современной терминологии) при тогдашнем властителе-ильхане Аргуне стал еврей, арабское имя которого было Сафи ибн-Хабитуллах. Хроники донесли до нас сведения о его еврейском происхождении и его арабское имя, но, к сожалению, не сообщили его еврейского имени. Правда, нам известно еще и его арабское прозвище – Са’ад ад-Давла (весьма почетное, в переводе означающее «благословение государства»). При всей склонности восточных народов к преувеличениям, такое прозвище действительно нужно было заслужить – учитывая, что носитель его был евреем.
Сафи ибн-Хабитуллах был широко известен на своей родине в Мосуле и затем в Багдаде, куда он переселился со временем, как высокообразованный человек, знаток многих языков и талантливый финансист. Но более всего он был известен как прекрасный врач – Сафи занимался медициной много и успешно в Мосуле, Багдаде и других городах.
В 1288 году он неожиданно взлетел на головокружительную высоту – стал личным врачом ильхана Аргуна. А через год, в 1289-м – великим визирем (премьер-министром).
Следует отметить, что монгольские ильханы сами исповедовали буддизм и были достаточно веротерпимыми правителями. Так что Са’ад ад-Давла, проведя поистине грандиозную административную реформу в государстве, сумел ввести в высокие должности не только мусульман (каковыми было большинство населения), но и христиан и, естественно, евреев. Среди последних видные посты заняли родственники премьер-министра: губернатором Багдада стал Фахр ад-Давла, наместником Мосула – Амин ад-Давла, оба – братья Са’ад ад-Давла. Как видим, почетное прозвище стало фамильным.