Перевал

Зуракан даже задохнулась от неожиданности. Проворно соскочив с мула, она пнула его ногой, но тот, опустив голову и уши, понуро остался стоять возле нее.

— Уходи прочь, несчастная сартовская скотина! Да поразит тебя дух твоего отца! Этот жадный торгаш считает, наверно, меня своей должницей, что посадил на длинноухого осла!

Бесстрашно уставившись в самые зрачки взбешенного торговца, продолжавшего сидеть на сером муле, она крикнула:

— Ну, слезай! Почему не слезаешь?! Верно, слишком загордился своими ситцами да бязью, что навьючены на десяти мулах! Давай посмотрим, кто кому разрежет да насыплет перцу. А твои погонщики пусть будут свидетелями. Подойди-ка поближе ко мне, прихвати свой кинжал и перец, и я заткну своим абалаком твой вонючий рот!

Торгаш опешил немного, не ожидая подобной выходки от Зуракан, но тут же разъярился, точно наступил голыми пятками на горящие угли.

Вытащив из-за пазухи обоюдоострый сверкающий кинжал с белой рукояткой, Ошур поднял его над головой.

Ороз, все время следивший за ним, сбросив с себя халат, одним прыжком, словно барс, метнулся к Ошуру. Схватив торговца за ворот, он потянул его на себя. В руках Ороза сверкнул в точности такой же близнец-кинжал.

— Э-эй, дурень! Ты, похоже, понятия не имеешь, с кем связался? Я сейчас выпущу из тебя кровь. Ты этого добиваешься? Хочешь, сейчас отрублю тебе голову и швырну ее, как камень, в кусты и поведу торговлю сам? Нет, так слушай меня! Я стою сейчас на своей земле, вижу дым наших аилов. Такое же богатство, что у тебя, есть и у меня. Правда, ты обыграл меня, и ты получишь приз… Но дай отыграться, если ты мужчина! У меня есть что поставить на кон: всякого добра не меньше, чем у тебя. Могу поставить и живую душу, не уступающую твоей добыче. Только дай отыграться. Не то я отрублю тебе голову!

Встретив такой отпор, Ошур оторопел:

— Каюсь аллаху моему! Каюсь аллаху моему!

— Если каешься, дай мне отыграться. А пока приз пусть остается при мне.

Ошур затрясся.

— Не может он остаться при тебе!

— Нет, останется! Не согласишься — знай, смерть твоя ждет тебя на кончике моего кинжала!

— Стало быть, ты нарушаешь уговор. Разве не так?

— Это я-то нарушаю? Не торопись слишком! Потерпи до конца, если ты настоящий мужчина…

Ошур уступил:

— Ну ладно. Потерплю. Но и ты стой твердо на своем слове. Не вертись на этот раз туда-сюда.

Зуракан все еще не понимала, из-за чего они препираются, о каком призе идет речь. Простодушному человеку трудно бывает раскусить чужие умыслы, пожалуй, даже труднее, чем разглядеть змею, заползшую в глубокую нору.

Дневная жара начала заметно спадать, на долину вдоль реки уже ложились тени, повеяло свежим ветерком. Мулы пошли быстрей. Приободрились, ускорили свой шаг и погонщики, напоминая воронье, что спешит на ночлег. И тут раздался голос Ороза:

— О-о, племянница моя милая, что-то ты примолкла, не поешь, спой-ка нам.

Зуракан весело рассмеялась:

— Могу и спеть, дядя. Думаете, что мои песни выдохлись, как мулы вашего торгаша? Нет, они разнесутся далеко вокруг, стоит мне запеть…

Уже в первый день встречи с Зуракан, когда Ошур испугался, приняв ее за страшный призрак, а Ороз, смело подойдя к ней, надел свой халат, уже тогда у Ороза возникла вожделенная мысль: «Находка! Сущая находка! Не отдам ее Ошуру. Ни за что не отдам». Все свои уловки, всю хитрость пущу в ход, всю напористую мужскую ненасытную силу, а ее завоюю!..»

Но Зуракан, помня о своем муже-тихоне, решила про себя: «От волков отбилась, неужели не сумею уберечь свою честь?.. О несчастный мой Текебай! Если б мы были вместе, разве посмели бы напасть на нас волки? Разве посмеют позариться на женщину мужчины, если б рядом со мной, согревая меня своим телом, лежал муж мой. О несчастный мой Текебай, мой глупый недотепа.-..»

Стемнело. Зуракан легла на мягкую траву, но все ворочалась с боку на бок, не в состоянии забыться. Она лежала на опушке лесной чащи у быстрой речки, под развесистою елью, глядя сквозь полуприкрытые ресницы на голубую звезду, что мерцала над едва виднеющейся во тьме скалой, и думая: «Эх, если бы эта ярко горящая звезда была моей звездой!», как вдруг чья-то сильная рука сдавила ее тугую грудь…

Дремота вмиг соскочила с Зуракан.

«Что за наваждение? Кто это? Что этому человеку от меня надо? Вообразил, верно, что я из податливых».

А тот мял ее круглую, как яблоко, грудь. Зуракан притворилась, что крепко спит. «Посмотрю, что дальше будет, не стану пока трогать дурака жеребца. А если что — так хвачу по одному месту, взревет, как медведь». Чувствуя, что ее начинает одолевать смех, она перевернулась на правый бок. Чуть слышно, будто со сна, медленно глубоко передохнула. Опытный в любовных утехах, неукротимый Ороз ни минуты не сомневался, что достигнет своей цели: «Э-э… племянница дорогая! Пусть ты даже богатырша, придушившая волка, но имя тебе женщина. Не можешь ты не загореться, не расплавиться от жаркого дыхания мужчины».

Он осыпал шею Зуракан горячими поцелуями, щекоча щетиной жестких усов и бороды.

— Племянница, дорогая… Птица моя, найденная на перевале.