Мотив поминания птицами божественных имен не может не вызвать еще одну ассоциацию с кораническими образами, содержащимися в следующих айатах Корана: «Мы даровали Дауду и Сулайману знание. И сказали они: “Хвала Аллаху, который дал нам преимущество пред многими из Его рабов верующих!” И унаследовал Сулайман Дауду и сказал: “О люди, научены мы языку птиц (мантик ат-тайр
), и даровано нам все! Поистине, это – явное преимущество!”» (Коран, 27:15,16). Суфийская традиция толкования Корана в лице великого религиозного философа Ибн ал-‘Араби утверждает, что знание, дарованное Сулайману (то есть понимание языка птиц) было заключено в формуле «Во имя бога Милостивого, Милосердного», содержащей божественные имена. Трактат Ибн ал-‘Араби «Геммы мудрости» (Фусус ал-хикам) включает главу о мудрости соломоновой, в которой, в частности, говорится: «Единственная наша цель, которую мы в этом вопросе преследуем, – указать и рассказать о двух милостях, что упомянуты Соломоном в тех двух именах, кои на языке арабов суть Милостивый и Милосердный» (перевод А.В. Смирнова).Часть касыды, включающая реестр поминающих Господа птиц, каждая из которых «знает свою молитву», может быть соотнесена еще с одним источником религиозного содержания, а именно, со средневековым арабоязычным энциклопедическим сводом «Послания “Братьев чистоты”» (Рисаил ихван ас-сафа
). В одиннадцатой эпистоле этого свода, носящей название «Спор человека и животных», содержится рассказ о том, как животные, устав от притеснений со стороны рода людского, решают направить к царю людей (или к Кайумарсу, или к Бивараспу, т. е. Заххаку) депутацию, состоящую из выбранных представителей каждого вида животных и пернатых. Фрагмент эпистолы, повествующий о собрании птиц и выборе посланца к царю из их числа, начинается с того, что визирпавлин поочередно представляет всех птиц повелителю, царь-птице ‘Анка. Церемония представления каждой птицы подчиняется единой модели и начинается так: «Вот соловей, а вот его краткая молитва…». Философский свод «Послания “Братьев чистоты”», предположительно датируемый XI в., считается источником, созданным в религиозных кругах, близких к исмаилитским, однако в некоторых эпистолах можно обнаружить и схождения с суфийскими доктринами. В любом случае, этот свод может быть охарактеризован как сочинение зарождавшейся в исламе эзотерической мысли. Об ращение Сана'и к «Посланиям» как к одному из источников заимствования мотивов выглядит вполне закономерным. Оно подтверждается еще и совпадением особой роли соловья в «Посланиях» и в касыде «Молитва птиц». В одиннадцатой эпистоле именно соловей оказывается выбранным в качестве посланца птиц к царю людей.Особый интерес представляет касыда Сана'и, в которой автор рассуждает о назначении мистической поэзии, о соотношении в ней смысла и словесного выражения, о роли истинного поэта. В начале касыды автор обращается к проблеме проявления божественного начала в феноменальном мире, одной из форм которого служит существование духовного смысла в оболочке материального слова. Однако лишь речи пророков способны принести в этот мир божественное откровение. Сана'и отдает себе отчет в том, что высший смысл не может быть полностью передан в слове поэта. Дар, ниспосланный пророкам, для него является лишь предметом вечного стремления:
Смыслы и слова никогда не смешиваются друг с другом,Подобно тому, как отличаются по весу друг от друга вода и масло.Нет в именах смыслов, и нет имен в смыслах,А если так, ты поведал о том, что скрыто за завесой.Моя боль оттого, что не могу поведать о том, что со мной происходит,Бедность речи делает меня слабым и немощным в словах.Многочисленные смыслы у меня в сердце все жеНе помещаются, слово в сердце имеет язык в качестве переводчика.И все же, когда я размышляю, все становится прекрасноОттого, что Тот, кто знает этот смысл, имеет в посредниках душу.Божественным я сделал свое имя, и свяжу себя с Ним,Если каждый поэт связывает себя с тем или другим.Среди нас один идет правильным путем, а другой – заблудший, а среди птицОдна питается сахаром, а другая – костями.