Персидская литература IX–XVIII веков. Том 1. Персидская литература домонгольского времени (IX – начало XIII в.). Период формирования канона: ранняя к

О мусульмане! Я так ревностно поклоняюсь тому кумиру!
[Нет], это не любовная игра, это – само потрясение.
Любовь – это бескрайнее море, а вода в нем – пламень,
Набегают волны, словно горы, объятые мраком.
В его пучине суд творят три сотни чудовищ морских,
По берегам его – сто драконов, внушающих ужас.
Корабли [в этом море] – печали, якоря там – терпение,
Паруса наполняются ветром бедствий.
Вопреки моему желанию меня бросили в эти глубины
Как пример благородного [мужа], чье одеяние – любовь.
Я был мертв, я утонул и – о чудо! – я ожил.
В мои руки попала жемчужина, цена которой – оба мира.

Перед нами один из примеров аллегорического толкования мотивов дорожных тягот, однако на этот раз поэт разворачивает картину в образах морского путешествия. Используя опыт предшественников (Ансари, Насир-и Хусрава) и адаптируя для лирической поэзии модель, апробированную им самим в поэме «Странствие рабов Божьих», поэт создает еще одну вариацию описания тариката – пути к обретению истинного знания. Что касается ключевого для данной газели сравнения любви с морем, то, возможно, его источником послужил бейт из стихотворения Раби‘и Киздари: «Любовь – это бескрайнее море. // Разве можно его переплыть, о несчастный?».

Изменение облика газели к XII в. определяется в значительной мере тем, каким предстает ее центральный герой. Постепенно нарастающая политематичность газели влечет за собой наложение друг на друга всех, уже ставших привычными «масок», и герой становится носителем сразу нескольких качеств: он – влюбленный, вероотступник, кутила и завсегдатай квартала кабачков, истинный мистик, взыскующий Истины и размышляющий над проблемами Бытия.

В центре газели Сана'и, несомненно, находится «низкий» герой, занимающий одно из последних мест на сословной лестнице. Этот герой в разных своих ипостасях выступает в устойчивых оппозициях с другими персонажами: нищий и султан, идолопоклонник и правоверный мусульманин, пьяница и блюститель нравственности. Истина и добро всегда оказываются на стороне гонимого героя, который внешне представляется носителем отрицательных качеств. Положительные персонажи городской газели Сана'и представлены прежде всего завсегдатаем квартала кабачков (харабати), хитрецом и кутилой (каллаш), а также «сбродом» и «чернью» (аубаш). По частоте употребления в Диване за ни ми следует ринд со сходной группой значений. К числу отрицательных персонажей – антагонистов истинного подвижника в лирике Сана'и относятся аскет (захид), блюститель городской нравственности (мухтасиб), начальник городской стражи (шихна) и праведник (парса).

В характеристике основных персонажей суфийской газели ключевую роль играет их отношение к истинной вере. Называя себя идолопоклонниками (бутпараст) и неверными (кафир), герои газели выражали несколько важных доктринальных положений: принципиальное единство и абсолютность Истины, которую может постичь адепт любой религии, если он обратится к самопознанию и самосовершенствованию, поклонение красоте, явленной в феноменальном мире, поскольку она является метафорой красоты божественной. Образ вероотступника и идолопоклонника связан у Сана'и, как, впрочем, и у других поэтов, с образом прекрасной, как языческий идол, возлюбленной, способной совлечь с пути веры даже истого мусульманина. «Старец магов», предлагающий герою нарушить обет воздержания от вина, в символике Сана'и был воплощением идеи наставника, приобщающего послушника к «вину истинного знания».

Противостоящие друг другу персонажи населяют городское пространство: в газелях этой тематики постоянно встречаются слова «квартал», «улица», «переулок» (куй, куча), «город» (шахр). Этот набор поэтической лексики обнаруживает тенденцию к превращению в клише, например: «Твой квартал стал садом для влюбленных, его орошают слезы из моих глаз», «…в квартале каландаров мы впали в ничтожество», «…в квартале кабачков сто тысяч раз поцелуй во хмелю землю, ведь там пребывает опьяненная возлюбленная» и т. д. Слова «квартал», «улица», «жилище» могут сочетаться и с абстрактными, относящимися к суфийской символике понятиями «квартал печали», «квартал смысла», «квартал влюбленности», «квартал сердца».