Персидская литература IX–XVIII веков. Том 1. Персидская литература домонгольского времени (IX – начало XIII в.). Период формирования канона: ранняя к

Диван Му‘иззи, состоящий большей частью из касыд, демонстрирует характерные признаки поэзии «украшенного стиля», прочно вошедшего в литературную моду в XII в. В тематике касыд поэт ориентируется преимущественно на газнавидских придворных стихотворцев, особенно на Фаррухи. При этом его панегирики отличаются более жесткой структурой: переход к восхвалению практически всегда четко выделен упоминанием имени и титула адресата, мотивы самовосхваления расположены в концовке касыды, занимают всего два-три бейта и предшествуют просьбе о вознаграждении (талаб). Темы зачинов достаточно разнообразны. Помимо традиционных любовных и календарных вступлений, касыды Му‘иззи содержат религиозные мотивы (таухид – восхваление единства Господа, поминание шиитских имамов ‘Али, Хасана и Хусайна). Поэт прославился как мастер виртуозных описаний коня, драгоценного оружия, крепости, цветущего сада. Имеются у него и зачины-загадки (о мече, каламе) и зачины-прения, муназира (например, спор калама и меча). В нескольких вступлениях представлена тема гостевых приемов, в них описываются визиты султана к высоким придворным чиновникам. Целый ряд касыд Му‘иззи посвящен великому визиру Низаму ал-Мулку.

Именно Му‘иззи придал канонический вид некоторым видам любовных зачинов, например, восходящему еще к традиции арабской «бедуинской» касыды плачу над следами покинутой стоянки. В его творчестве обретает устойчивость схема построения этого вида вступления, в частности, становится нормой упоминание в матла‘ касыды погонщика верблюдов, предводителя каравана (сарабан) или прямое обращение к нему. Одна из его знаменитых касыд начинается словами:

О, погонщик верблюдов! Нигде не устраивай стоянку, только
                                                         в краю моей подруги,
Чтобы я мог пролить слезу над развалинами прежних жилищ.
Стоянку я залью кровью сердца, развалины окрашу в пурпур,
Руины превращу в Джейхун потоками своих слёз.
Лица любимой обитательницы шатров не вижу я на айване

,И стана того стройного кипариса не вижу я на лужайке.
На месте, где поднимали кубки и чаши с вином, онагр оставил
                                                                       следы копыт,
На месте, где звучали чанг и най, лишь крики воронов и                                                                           коршунов.
С тех пор как покинула шатер Су‘ад, как приют оставила
                                                                             Салма,
Как из покоев ушла Лейла, будто бы моя душа рассталась
                                                                              с телом.
Невозможно миновать стоянку и избежать страданий
Из-за истории о той жестокосердной и сладкоустой
                                                  с серебристым подбородком.
Там, где в саду с друзьями пировала та похитительница сердец,
Теперь обитают волк и лисица, нашли приют онагры и
                                                                         стервятники…

На основе предложенной Му‘иззи модели развертывания мотивов Са‘ди спустя век построит свою знаменитую газель, известную среди специалистов под названием «Караван».

В Диване Му‘иззи можно найти множество откликов на прославленные касыды его непосредственных предшественников, поэтов газнавидского окружения. Так, одно из его стихотворений отсылает к программной касыде ‘Унсури, открывающейся формулой: «Богатство, величие и исполнение желаний сердца в мире никто не добыл иначе, как служа султану». Му‘иззи развивает мотивы предшественника в новом ключе:

Каждый разумный муж, который привязывает сердце
                                                       к преданности Господу,
Не может не привязать сердце и к службе султану.
Да пребудет во здравии тот, кто связал воедино душу и тело
Службой султану и преданностью Господу!
Все повелители мира ищут счастливой судьбы в этой службе:
И на Востоке, и на Западе, и в Туране, и в Иране…