Персидская литература IX–XVIII веков. Том 1. Персидская литература домонгольского времени (IX – начало XIII в.). Период формирования канона: ранняя к

Некоторые весенние вступления к касыдам в диване Му‘иззи демонстрируют широко распространенные мотивы украшения мира в духе «Тавровой касыды» Фаррухи. Одна из касыд поэта XII в., написанная на ту же рифму, что и «Тавровая», последовательно развивает мотивы предшественника, хотя формально полным ответом на произведение Фаррухи не является, поскольку сложена другим метром. Касыда Фаррухи написана основным видом стопы размера рамал, тогда как касыда Му‘иззи использует один из вариантов того же метра, именуемый рамал-и машкул. Вот ее начало:

Когда зеленые накидки накинули ручьи,
В семицветный шелк закутались горы.
Те стали похожи на сокровища Каруна от россыпей жемчужин,
Эти стали похожи на письмена Мани от обилия рисунков.
От капелек росы у тюльпана во рту – перлы,
От множества тюльпанов у лужайки в объятиях – рубины.

Часто в насибах своих касыд Му‘иззи разрабатывает стандартные ситуации любовной лирики, например выпрашивание поцелуя, примирение влюбленных, счастливое свидание, появление возлюбленной после долгой разлуки и т. д. Однако поэт усложняет каждую такую ситуацию, синтезируя в элементы нескольких традиционных моделей любовных и поздравительных зачинов, унаследованных от предшественников. Иногда свидание влюбленных приурочено к одному из сезонных праздников, и тогда явившаяся к герою возлюбленная играет роль гонца, возвещающего его начало:

Пришла та двухнедельная луна в семицветном каба

[32],Локоны ее в узелках и изгибах, глаза ее полны лукавства и огня.
Она прятала жемчуга в тюльпане, когда явила мне лик,
Ради чанга на тюльпан просыпала жемчуг и ударила по струнам.
Сказала она: «Любовь твоя ко мне ослабела, мы с тобой в ссоре,
Но невозможно ссориться с друзьями в пору Михргана,
Если кипарис находится в саду, то у него для кипариса есть сад,
Если в камне есть серебро, то и в серебре находится камень».
Когда она увидела мое сердце, душу и тело обессиленными,
Придала мне силы с помощью того сахара цвета яхонта
                                                                     (т. е. поцелуя).
Крепко меня обняла и разметала мускусные кудри,
Мускус и амбра наполнили мои покои до тесноты.
Всю ночь в объятьях были то подруга, то ее чанг,
Порой ласкала [меня] подруга, порой играла она на чанге.
Спросил я: «Что ты хочешь от меня в память о Михргане,
Пока ты не сделала для меня мир сжатым, словно твой
                                                                  маленький [ротик]?»
Ответила она: «Хочу благодарственных стихов в ответ на
             подарок Господина, который в щедрости и великодушии
                                                           посрамил имя Ну‘мана[33],
Он для царства Божьего – подтверждение, он для веры Божьей –
                                                                            яркая звезда,
Он – солнце разума и знания, источник просвещения и
                                                                             разумности.
[Он] – тот господин, скакуном судьбы которого является
           небосвод, Скакуном, чье украшение – луна, чьи поводья –
                                                созвездье Близнецов.

При явном доминировании традиционной ситуации счастливого свидания с характерным для этого типа насиба описанием красоты возлюбленной в этой касыде использованы элементы темы «прибытия гонца», возвещающего наступление праздника (в данном случае Михргана). Кроме того, логическая схема зачина построена так, что возлюбленная выступает вдохновительницей поэта. Панегирик адресату (целевая часть касыды) вложен в уста красавицы и представлен как ее речь.

Знакомство с Диванами персидских поэтов XII в. показывает, что в это время постепенно возрастает количество чисто панегирических касыд, лишенных развитых вступлений, то есть так называемых ограниченных (махдуд) касыд. Творчество Му‘иззи не является исключением.