Персидская литература IX–XVIII веков. Том 2. Персидская литература в XIII–XVIII вв. Зрелая и поздняя классика

Я весел в углу одиночества, не ищите меня, не ищите!
Мне хорошо с моей болью, о лекарстве не говорите мне,
                                                                                          не говорите!
Иного савана, кроме крови, не надо убиенным мечом любви.
Я – жертва кинжала любви. Не омывайте меня, не омывайте!
Если из праха жертвы любви вырастет роза, скажите,
Что от меня исходит запах крови. Не вдыхайте его,
                                                                                          не вдыхайте!
Я болен любовью, и моя смерть – это новая жизнь.
Если я умру, горько меня не оплакивайте, не оплакивайте!
Рассказы о цветнике заставят рыдать птицу в клетке.
Я скиталец. О родине ни слова мне не говорите, не говорите!
Погибшему за любовь подобают погребальные носилки
                                                                                          в крови.
О тюльпаны, о розы, из моего праха не растите, не растите!
Потерялся Моштаг в степи любви и говорит:
«Я – Потерянный на дороге любви, не ищите меня,
                                                                                          не ищите!»

В последнем бейте стихотворения упомянут постоянный эпитет «потерянный» (гомгаште), относящийся к популярному в классической газели образу Йусуфа. Помимо изменения содержательной составляющей мотива – призыва не искать Йусуфа, Моштаг меняет коннотацию образа. «Потерянный» Йусуф одновременно оказывается и объектом мистических поисков как зримое воплощение божественной красоты, и участником этих поисков, потерявшимся на пути к Богу.

Традиционная суфийская тема страданий в любви абсолютизируется у Моштага благодаря призывам не совершать привычных для канона лирической поэзии действий (не искать лекарства от боли, не омывать тело жертвы любви, не утешать скитальца вестью с родины и т. д.). Суфийский подтекст и религиозный пафос газели усиливается благодаря уподоблению жертвы любви мученику, отдавшему жизнь во имя веры, а также благодаря использованию мотива произрастания тюльпана из крови погибшего, что в первую очередь ассоциируется в позднесредневековой персидской поэтике с жертвами Кербелы. Мотив произрастания цветка из крови погибшего героя имеет в Иране давнюю традицию и возникает еще в эпических сказаниях – это цветок, выросший на месте убийства Сийавуша, где пролилась его кровь, и именуемый «кровь Сийавуша». Видимо, в данном случае сближение исламской и доисламской образности и вектора развертывания мотива в героическом эпосе, мистической и шиитской традициях базируется на общей идее мученичества. Употребление определенной религиозной лексики (шахид) и намек на особенности погребального ритуала (обычай не совершать омовения тела жертвы за веру) и сообщают газели специфический шиитский оттенок, достаточно отчетливый, если учитывать, какую роль в Иране, начиная с сафавидского времени, играл культ шиитских мучеников.

Апология мученичества во имя любви является одним из наиболее характерных мотивов лирики Моштага, на что, в частности, указывает многократное использование в различных контекстах слова «кровь». Есть даже целая газель, в которой рифма украшена радифом «сплошь кровь» (хаме хун-аст). Ранее эта особенность лирического переживания мистической любви обнаружила себя в газелях мастеров индийского стиля. В поэзии XVIII в., несмотря на декларативный отказ представителей движения Базгашт следовать манере непосредственных предшественников, эта тональность в описания любовного чувства не только сохраняется, но и становится доминирующей.

Подчеркнуто восторженное восприятие лирическим героем своей жертвенности в любви, по всей видимости, является следствием смыкания двух форм мусульманской духовности – суфизма и шиизма. Впервые оно заявило о себе в практике братства сафавийе, чья деятельность привела к власти в Иране в 1501 г. династию Сафавидов, объявившую ислам шиитского толка государственной религией. Именно шиитское мировосприятие акцентировало в репертуаре суфийской газели мотивы мученичества на пути любви к Богу: