Персонажи альбома. Маленький роман

После того как Егор Иваныч так глупо застрелился, Председатель от скуки навещал у него на даче свою бывшую жену Марфушу, которая жила так, словно ничего не случилось. Ему было интересно рассматривать картинки в книгах из докторских книжных шкафов. Доктор Егор Иваныч уважал вещи больше, чем людей, и поэтому его кабинет представал полем битвы с непокорными предметами, но это был внешний беспорядок, характерный для очень уверенного в себе человека, явно тяготевшего к уравновешенным пластическим искусствам. Раздраженный разбросанными бумагами, галстуками, портмоне, пресс-папье, рубашками, свисавшими с большой скульптурной композиции, представлявшей борьбу Геракла с кентавром, а на самом деле внутренним порядком, которого он не постигал, бывший маляр и муж сначала старался разложить книги по формату, а потом, поняв бессмысленность затеи, – по впечатлениям от иллюстраций. Особенно ему приглянулась изысканная грация фигур Ботичелли, впрочем, и гравюры Доре к «Аду» тоже произвели на него неизгладимое впечатление. От разглядывания иллюстраций и трудностей понимания веки, окаймляющие светлые глаза Председателя, краснели и припухали.

Трудно сказать, что было причиной последнего зрительного наваждения, которого бывший маляр сподобился на окраине подвластного ему уезда. Возле топких берегов серого озерца, располагавшегося в углублении и весной принимавшего в себя талые воды, в последний раз ему было суждено прозреть за сущим должное – пейзаж, чьи идеальные компоненты, сочленяясь, в совокупности тоже составляли нечто образцовое. Однако в отличие от предшествующих видений, архетип оказался неожиданным. В деревеньке неподалеку от озерца председатель очутился после угнетающе скучного выездного заседания, завершая которое протяжно сказал: «Сначала я сделал правильно, а потом мы ошиблись». Сложив эту фразу, он светло улыбнулся. В голове у него, когда он вышел из пронизанного бессмысленными звуками помещения на воздух, мутилось. Справив возле куста малую нужду, председатель присел на пень и, привычно собирая внутреннее зрение и отвлекаясь от телесных чувств, начал присматриваться к пейзажу с озерком. Когда чувства умерли, глазам Председателя, сначала сощурившимся, а потом широко распахнувшимся предстала вытолкнутая огромной силой в карстовую котловину и слившаяся с однотонным серым воздухом прозрачная вода – усопшее озеро было безупречно соразмерным. Обведенное ровным невидимым кругом, оно не допускало с собой сближения. В окружении леса, под огромным куполом уходящего в никуда неподвижного воздуха окольцованная вода являла сопредельный, но недоступный мир – это был мир иной, пронизанный множеством смыслов, без пустот, величие этого Божьего замысла невозможно было сравнить с мелочностью текущей жизни. Помертвевший Председатель вдруг перестал быть собой, утратив собственные качества, словно их у него не было: он вдруг понял, что все понимает, ну, буквально все, и то, что всегда казалось ему непонятным и вообще его жизни не касалось. Он неожиданно ощутил в себе большую спокойную силу, необыкновенную полноценность и доброжелательное равнодушие ко всему на свете, а затем, ощутив их, сразу исполнился никогда прежде не посещавшего его восторженного и благоговейного чувства… – все это за миг до того, как последний раз в жизни полновесно грохнуться в обморок.

Когда Председатель очнулся, лоб у него был мокрым, в ушах звенело. «Я не хочу обратно», – как заведенный бормотал Председатель нелепые слова. Дрожащий очерк фантомного озера угасал, на небе стихали радужные полукружья. Чугунного цвета вода зарябила от пробежавшего по небу облачка, потом снова черно разгладилась. Председатель держался за сухую ветку над мшаным окошком, из которого зловеще подмигивало отражение трухлявого сучка. Душевное возбуждение улеглось, и он еще некоторое время посидел на пне, измученный слабостью и невнятным воспоминанием о вертлявом смуглом мужичонке, чьи никудышные пейзажи с озерами и лебедями незадолго до того разбранил на местном базарчике.

Было поздно, когда Председатель зашел к себе в кабинет с реквизированным письменным столом, зеркалом и двумя табуретками. На столе скучало изъятое из кабинета Егора Иваныча пресс-папье, а никому не нужные бумаги лежали вовсе на подоконнике – пользы от начальствования видно не было. Не задержавшись в кабинете, Председатель поторопился затворить за собой дверь. Проходя по улице и размышляя о том, направиться ли ему к Марфуше или к мягкотелой поварихе из местной больнички, у которой все было привычным и – немаловажная подробность – она всегда ему наливала супку с верхом, Председатель не заметил бывшего уездного училища.

…Мечты о супчике растаяли… – тяжело вздохнув, Председатель, сам не зная почему, пошел в сторону докторской дачи.

9. Хоровод