Было, было такое, слышала. Хозяин воды, говорят, в воде есть, хозяин воды. А есть или нету. А говорят, что этот хозяин воды с длинной шерстью. Говорили, ну как обезьяна. Сидит на камне и говорит: «Этот год плохой. Бывали, – говорит, – плохие года, а этот год, – говорит, – самый плохой». А сам, говорили, только так… А было или нет. Я не видела. Длинные волосы только расчесывает так, распрямляет. Кто-то видел это раньше. На другом берегу, говорят, сидит на камне. «Все годы были плохими, этот – самый плохой». Правда или нет. Я сама не видела, но я слышала, так говорили.
Мужик утонул, сказали: хозяин воды взял… Детей всегда пугали, что туда не надо ходить, там хозяин воды заберет. Говорили, что хозяин дома есть, да и хозяин бани есть, хозяин леса есть, хозяин земли, все они есть. Говорили, повсюду есть хозяева.
366
Сидит на камне и приговаривает
Kivel nouzi, sanou, peädy sugiu, pitkii villoi. A sit, sanou, lugou ice: “Vuozi vuottu pahemboa!“ A häigu suicil ropsoau, a sit, sanou, cuksahtih vedeh: “Tämä vuozi kaikis pahin!“… Mene tiijä, konzu se oli, ammui! Mustellah vaigu!
Myö konzu lapsennu olimmo, meidy strassaitih vedehizil, dai kaikil. Karulastu varaimmo, vedehisty, minä licno.
На камень поднялся, волосы расчёсывает, длинную шерсть. А сам приговаривает: «Год от года хуже!» А он как вожжами хлестнёт, тогда, – говорит, – нырнул в воду: «Этот год самый плохой!»… Поди знай, когда это было, давно! Вспоминают только.
Мы когда детьми были, нас стращали водяными и всеми. Чёрта боялись, водяного, я лично.
367
– Sanottih, vezi-vedöi kivel istuu sit peädy sugiu da: “Tämä vuozi hyvä vuozi, tämä vuozi huonombi vuozi, tämä vuozi kaikii huonoin!“ Nenga paistih.
Говорили, вода-водяница на камне сидит и волосы расчесывает да: «Этот год – хороший год, этот год – похуже год, этот год – самый плохой!» Так говорили.
368
Minä mustan, što sidä paistih, što D’essoilas nähtih vedehisty. En tiije, oligo se pravda vai ei, šanotah: kiven peäl istuu, tukat pitkät. I vie lugi vroode: “Vuozi vuottu pahembi! Vuozi vuottu pahembi!“ Se enne voinoa. I vedeh uvvessah meni.
Я помню, что об этом говорили, что в Эссойле видели водяного. Не знаю, правда это или нет, но говорят: на камне сидит, волосы длинные. И ещё вроде приговаривал: «Год от году хуже! Год от году хуже!» Это до войны. И в воду снова ушёл.
369
«Год от года лучше!»
Meijän mama musteli, minä mustan, häi sanoi tooste, en tiije, liennougo häi heboloi laskenuh vai. Kivel, sanou, tooste tukkii sugiu: “Vuozi vuottu parembi, vuozi vuottu parembi“. A sit sugiu toizeh curah: “Vuozi vuottu pahembi, vuozi vuvvel pahembi“. A selgäh gu sain oijendoa: “Vuozi vuottu parembi, vuozi vuottu parembi, vuozi vuottu parembi on“. I sinne enämbi vs’o, enämbi ei nägynyh.
– A kuzbo häi nägi?
– Kivel sie tooste, järven rannas… Nämil järvil, plotinas täs. Mama ei nähnyh, ei, en tiije kedä sie saneli, musteli. Näindeä minä en tiije, en tiije.
– Наша мама вспоминала, я помню, она тоже говорила. Не знаю, то ли она лошадей купала, то ли. На камне, говорит, тоже волосы расчёсывает: «Год от года лучше, год от года лучше». А потом расчёсывает в другую сторону: «Год от года хуже, год от года хуже». А как по спине получил: «Год от года лучше, год от года лучше, год от года лучше». И всё, больше не видно было.
– А где она видела?
– На камне тоже, на берегу озера. На этих озерах, здесь, на плотине. Мама не видела, нет. Не знаю, о ком говорила, вспоминала.
370
«Этот год самый хороший!»