Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1

Vedehisty nägi Zgordin Iivan. A myö kaco nuoret vie, häi meile raskazi. Kiikis, Man’a tiedäy, Kiikis on Iambi. Menen huondeksel, sanou, kalah: keski lammel istuu, tukkii sugiu, tukat pitkät. “Tämä vuozi hyvä“, – vedehine, tukkii sugiu. “Tämä vuozi hyvä, tämä vuozi minuu myö“. A minä kacon, kacon, sanou, en virka nimidä, kalastan da eäre lähten kodih. Toizen huondeksen, vuota kacon toizen huondeksen, tulougi toizel huondeksel. Toizen huondeksen menin: sit samazes kohtas istuu, tukkii sugiu: “Tämä vuozi hyvä, tämä vuozi minuu myö! Tämä vuozi hyvä, a vie vuotan paremboa“. A vuota, minä kacon kolmanden huondeksen: tulou gi kolmanden huondeksen, häi vie vuottoa paremboa vuottu. Menen kolmanden huondeksen: sit samazes kohas, tukkii sugiu: “Tämä vuozi hyvä, tämä vuozi hyvä“. “Otin, – sanou, – gu savvoimel peäh annoin, cuglahtih sinne lambih: “Tämä vuozi kaikis paras!“ Enämbi en nähnyh!

– Muga lähil oli?

– Ga muga lähil sit vikse oli. “Savvoimel peäh annoin, – sanou, – cuglahtih lambih: “Tämä vuozi kaikis paras!“

– A vedehine ku naine, vai muzikku, vai mibo on? Vai kala vai?..

– Mene tiije mi! Emmo tiije, mi on.

– Водяного видел Гордеев Иван. А мы ещё молодые, он нам рассказал. В Кийкки, Маня знает, в Кийкки есть ламба. Пошёл, говорит, утром на рыбалку: посреди ламбы сидит, волосы расчёсывает, волосы длинные. «Этот год хороший», – водяной, волосы расчесывает. «Этот год хороший, этот год по мне». А я смотрю, смотрю, говорит, молчу, порыбачил и обратно пошёл домой. На другое утро, дай-ка посмотрю на другое утро, придёт ли на следующее утро. Пошёл на следующее утро: на том же самом месте сидит, волосы расчёсывает: «Этот год хороший, этот год по мне! Этот год хороший, а жду ещё лучшего!» А, дай-ка, я посмотрю на третье утро: придёт ли на третье утро, он ждёт ещё лучше года. Пошёл на третье утро: на том же самом месте волосы расчёсывает: «Этот год хороший, этот год хороший!» Взял, говорит, как шестом дал по голове, нырнул туда в ламбу: «Этот год самый хороший!» Больше не видел!

– Так близко был?

– Ну, видимо, так близко был. «Шестом по голове дал, – говорит, – нырнул в воду: „Этот год самый хороший!“»

– А водяной, как женщина или как мужчина, или как кто? Или рыба, или?..

– Поди знай, что! Не знаем, что это.

ФА. 3368/12. Зап. Степанова А. С. в 1997 г. в д. Киръявала от Григорьевой К. М.

Мифический любовник

371

Женщина подбирает у воды монетку; к ней начинает ходить хозяин воды

– SieTä oli talo MändyselälTä, Tiittazien. Tiittazien oli, sanotaa, talonakka. A enne oldii den’gat, mit ollou vanhat hobiezet, no kallehed, vopcee paikka tuli, onnakko sanottii, viideetoista kopeikkah. No hiän mänöy randaa veil’Гä, se akka Tiittazien. Mänöy akka se veil’Гä da sen den’gan löydäy rannasta i ottau icellää, što otan mie, löyvvin vet paikan. Ni siid’ä sanottii siid’ä den’gasta hiän, en tiijä, duumaiccigo vai midä, muisseldii ne niin. Siid’ä, paistii, daaze käveli Puadanet i Sellit sidä koldunua eccimää. Ni siid’ä, sanotaa, buitto löyvvettii kolduna, heitti käynnän. No kuoteldii, ni heitti. A yölöicci käveli. Sanotaa, hiän kai laihtu. Muzikka tulou yöl’l’ä i muata vieröy. Vie oma muzikka siid’ä. No ni siid’ä, sanotaa, sid’ä käy dii.

– Kuinba hyö?

– Ka muzikka ei niä, ei ni tiijä. Ei.

– Eikö sanon?

– Ka siid’ä ni mid’ä ei sano, siid’ä jälgee rubei sanomaa, ku rodii paha, što sanou, miula senin. No, no ni siid’ä, sanotaa, sinne kunne lien’e Sel’gii päin, vai kunne lien’e käy arvattajua eccimää, siel’ä kuottelijua. Ni, sanotaa, sieTä kuoteltii, piäzi. A sen den’gan otti veist’ä, nin, sanotaa, hänelTä i rodii. Oligo niin vai ei, a Tiittazien oli. En tiijä Timofejevnalla… ei Timofejevnalla… Dorofejevnalla, vot. Dorofejevnalla sanottii. A hiän Timofejevnalla muatuska oli, se Dorofejevna, silTä sanotaa rubei kävelömää. Muisseldii meijen ni muamot vanhassaa.

– Se oli ammuin?

– Ammuin, ammuin. Ne oldii torguidii Tiittazet, sielä bohacut. Se oli bohatta talo, kupcat oldii. Se oli jo en’n’en miuda. Ni vai muisseldii, što käveli veinizändä.

– Там в Мяндусельге был дом Титовых. Была, говорят, жена, Титова. А раньше деньги были какие-то старые серебряные, но дорогие. Вообще, платок можно было купить за пятнадцать копеек. Ну, она пошла на берег за водой, эта жена Титова. Идёт эта женщина за водой и находит эту денежку на берегу. И берёт себе. Мол: возьму, ведь на платок нашла. Ну вот говорили, то ли подумала она, то ли что… Вспоминали, что даже в Паданы и в Сельги ходила колдуна искать. Ну потом, говорят, будто нашли колдуна: перестал ходить. Поколдовали, дак перестал. А по ночам приходил. Говорят, она даже похудела. Мужик приходит ночью и спать ложится. И свой муж здесь. Ну вот, говорят, и ходили.

– А как они?

– Ну, мужик не видит, не знает. Нет.

– Не рассказала?