Перстень Царя Соломона

— Я ни в чем не уверен, молодой человек. Ученый на первоначальном этапе без многочисленных проверок имеет право только на предположение. Без догадок, гипо­тез и версий пути вперед не существует, поэтому я могу взять на себя смелость лишь выстроить возможную кон­цепцию, а затем приступить к проверке ее истинности с помощью гм... гм... всех доступных ему приборов. Более того, если, как уверяют, при совершении необходимых ритуалов обязательна вера во все, что осуществляет экспе­риментатор, то, скорее всего, у меня ничего не выйдет. Древность перстня — это одно, а его магические свойст­ва,— он насмешливо фыркнул,— это, голубчик, совер­шенно иное, и сам я, простите, не Нострадамус и не граф Калиостро, а простой ученый. Кстати, прошу заметить, именно советский ученый, то есть воспитанный на науч­ных фактах, где нет места ни мистике, ни колдовству, ни прочим бредням античного мира. Хотя, безусловно, слу­чай весьма любопытный.— Он внимательно оглядел нас, слегка задержав свой взгляд на мне, и строго заметил: — Тем не менее бредни бреднями, а я бы посоветовал вам, молодой человек, не увлекаться подобными вещами все­рьез и уж тем более не проводить рискованных экспери­ментов.

— Вы же не верите ни в магию, ни в колдовство,— усмехнулся Валерка.

— Не верю,— кивнул Соломон Алексеевич.— Но в дан­ном случае речь вовсе не о них. Я охотно допускаю, что многое из кажущегося нам ныне загадочным и впрямь су­ществует, только ничего сверхъестественного в этом нет — просто не изучен механизм действия. А лезть в это неизученное, будучи неподготовленным, все равно что, не разбираясь в электричестве, пытаться починить сло­мавшийся утюг. В лучшем случае вы его просто не почи­ните, а в худшем он у вас так коротнет, что гладить одежду станет некому.

— Как я понял, вы тонко намекаете, чтобы мы без ва­шего участия ничего не намечали,— улыбнулся Валерка.

— Не намекаю, а говорю об этом открыто, тем более что нужный инструмент для ремонта — отвертки, изолен­та и так далее, сиречь заклинания, рисунок внутри пента­граммы и прочие необходимые условия для обряда вам аб­солютно неизвестны, а я могу открыть их только в обмен на собственное участие.

— Но для этого, очевидно, подойдет далеко не каждый день, а мой друг торопится,— уклончиво заметил Валерка, покосившись в мою сторону.

Я вздохнул, мысленно извинился перед Машенькой и твердо заявил:

— Если надо ждать не больше пяти дней, то можно со­гласиться.

— Даже меньше, — заулыбался обрадованный Соломон Алексеевич,— Нынче у нас... ага... да, всего четыре. Обряд совершается в ночь накануне... ну да, второго сентября, так что подождать надо всего-навсего четверо суток, — по­вторил он.

Надо сказать, что царский тезка приготовился на славу, то есть, когда мы к нему пришли, квартиру, точнее гости­ную, было не узнать. И как только он ухитрился перета­щить из нее громоздкую стенку и прочую мебель. Профес­сор на всякий случай даже снял с потолка люстру, оставив только тяжелые синие шторы на окне. Пол он расчертил цветными мелками. Синие линии причудливо набегали на красные, те — на зеленые, и в этих треугольниках и квадратах навряд ли можно было бы понять хоть что-то.

Впрочем, я и не пытался, положившись на главного «мага», который суетливо устанавливал меня по центру, чтобы я одновременно касался рукой с перстнем буквы «каф» в синем треугольнике и в то же время второй буквы, «йод»,— в зеленом квадрате. При этом пальцы моей пра­вой ноги, между прочим, босой, должны были пребывать у подножия буквы «алеф», но не заступая за черту, отделя­ющую «алеф» от «тет», а левая нога должна была закры­вать букву «ламед».

Если бы вы видели, где были изображены все перечис­ленные буквы, то поняли бы, в какой неудобной позе при­шлось мне стоять, при этом зафиксировав свой взгляд неподвижно, устремив его на букву «айин». Но главное, и самое обидное, заключалось в том, что ничего не прои­зошло. Ну ничегошеньки.

Разве что легкое головокружение, которое вполне объ­яснимо более прозаичными причинами. Вас бы так поста­вить — враскорячку, с широко растопыренными в сторо­ны руками и с неестественно вывернутой куда-то влево головой — вообще бы рухнули через пять минут, а я ухит­рился выдержать целых полчаса, пока разочарованный Соломон Алексеевич не подал знак выйти из круга.

Ах да, почти одновременно с моими головокружения­ми пламя свечей, в изобилии расставленных вокруг пен­таграммы, вдруг стало резко колебаться из стороны в сторону, но и тут, если призадуматься, все объяснимо. Новоявленный маг зачастую совершал такие резкие дви­жения, что удивительно, как они вообще не погасли.

Да еще на самом перстне на один короткий миг, в глу­бине камня, как мне показалось, блеснуло что-то, похо­жее на глаз, только не человеческий, а, скорее, кошачий, с вертикальным зрачком. Впрочем, проблеск этот был на­столько мимолетным, что, скорее всего, мне он просто показался. Да и мало ли что может померещиться после стояния в такой позе.