Если бы я мог хотя бы надеяться, что она меня услышит. Все то, что я не сказал ей за эти долгие годы нашего с ней проклятия. Стала бы меня слушать? Дала бы мне право столько говорить? Смогла бы ответить на тысячи вопросов, которые я так и не смог задать. И я лежу здесь один на вонючих нарах и совершенно не узнаю сам себя. Я готов. Я хочу раскрыться перед тобой, Марина. Я хочу, чтобы ты узнала настоящего меня. Я хочу произносить те слова, которые всегда были выжжены на моем сердце и никогда не могли быть произнесены вслух. Я бы обнажился перед тобой до костей, я бы снял даже мясо и сухожилия, так, чтобы ты видела голый скелет и понимала, насколько я открыт для тебя. И если раньше я ощущал презрение к самому себе, не позволял даже рта открыть, ненавидел эту адскую слабость, то сейчас я понимаю, что ошибался. Нет, ты не моя слабость – ты моя сила. Благодаря тебе я выживал, я дышал тогда и там, где другой бы на моем месте задохнулся. Ты моя сила. Ты делаешь из меня твердую скалу. Я твой Айсберг, способный потопить все живое, лишь бы ты дышала этим воздухом. Ты и мои дети. Я всегда считал себя человеком с мертвым сердцем. Моя мать сделала все, чтобы в моей груди пульсировала огромная ледяная глыба. Но я еще не узнал тебя. Мой яркий, мой невероятно смертельный огонь. Ты – Марина. Ты огонь. Ты огненное море, которое растопило эту глыбу. И я попросту боялся ступить в твои глубины, потому что понимал – сгорю дотла. От меня больше ничего не останется. Я не хотел становиться зависимым от тебя…но ты просочилась своим огнем в каждую пору моего организма, проникла в каждую молекулу и атом. И подожгла их собой.
И я узнал, что такое адская ревность, что такое соперничество, и как люто можно ненавидеть каждого, кто посмел просто посмотреть на тебя. Ненавидеть настолько, чтобы убивать и не сожалеть об этом.
А еще жаждал, чтобы ты смотрела на меня по-другому. Смотрела на меня, и я ощущал себя человеком, а не куском ненавистного дерьма. Когда…когда я убивал тебя… я умирал вместе с тобой сам. Я понимал, что от меня тоже ничего не останется, и я хотел стереть нас обоих с лица земли. Потому что уже задыхался от боли безответности.
Я мечтал, что ты будешь смотреть на меня без разочарования. Да, в твоих зрачках иногда горела дьявольская страсть…но потом они гасли, и там появлялось презрение, ярость. Что угодно, кроме любви.
Если бы наше проклятие началось по-другому. Я сотни раз представлял себе это и сотни раз понимал, что нам был предназначен именно этот путь. И мне хотелось, до боли, до ломоты в пальцах задушить тебя за это разочарование, забить до смерти, лишь бы больше никогда не знать, что ты могла бы предпочесть мне другого. И нет большего безумия, чем ревность. Не важно к кому. Пусть даже к воображаемому сопернику, пусть даже к тому, кого никогда не видел, но мог себе просто представить.
С самого начала мне казалось, что это игра…что я просто играю с тобой в хозяина и его собственность. Что мне скоро надоест. Я поиграю и вышвырну тебя из своей жизни. И я пытался. Много раз пытался это сделать и понимал, что увяз, встрял, запутался настолько, что у меня в костях отточено твое имя. И я попробовал по-другому, позволил тебе приблизиться, чтобы понять – ты мне все-таки не нужна и…я потерпел поражение. Такое оглушительное, такое невероятно сильное поражение, что меня всего сотрясло от понимания – я больше не я. Ты просто взяла и выдрала мое сердце. Ты подожгла его, и теперь оно горело в твоих руках, и каждый раз, когда ты сжимала ладони, я умирал…но, когда ты хотела его выбросить, я по-настоящему корчился в агонии. И лишь сейчас…здесь, когда увидел тебя в этой дыре… я стал по-настоящему счастлив. Я, б*ядь, воскрес там, где остальные сдыхали. Я знал только одно. Я ХОЧУ ЖИТЬ! Теперь я хочу жить.
Я хочу знать, что такое быть любимым тобой.
Дверь громыхнула, лязгнул замок. За мной пришли. Это могло означать что угодно. Возможно, смерть прямо здесь и сейчас. Напрягся готовый к обороне, готовый выгрызать и выдирать жизнь зубами и ногтями.
– Лицом к стене! Руки за спину!
Привычный окрик, и от него становится спокойнее. Значит не здесь и не в эту секунду. Значит еще подышу.
– Пшел вперед!
Иду по коридорам. Вначале думал – к куму на допрос, но ведут в другое место, и опять мысль о том, что поставят к стенке и пробьют башку свинцом. А я так много ей еще не сказал, а я так мало успел ее любить. Я не успел любить моих детей, я не успел назвать их по именам и поцеловать, вдохнуть их запах. Я не знаю, как сейчас выглядит мой сын.
Завели в какое-то помещение. Тоже кабинет, но более просторный, с приоткрытым окном. Оставили ждать. Вряд ли меня здесь пристрелят. Тогда зачем? Кого я здесь жду?
Дверь открылась, и в нее вошел какой-то человек…а когда он поднял голову, у меня все похолодело внутри. Я его узнал…а он узнал меня. Это многое могло означать. Это могло означать, что теперь настанет мой конец.
– Ну здравствуй…Петя. Наконец-то я тебя нашел!
Глава 13