«Генерал! Только Время оценит Вас,
Ваши Канны, флеши, каре, когорты,
В академиях будут впадать в экстаз;
Ваши баталии и натюрморты
Будут служить расширенью глаз,
взглядов на мир и вообще аорты».
Решение Э. Фанкельгайна организовать в 1916 году сражение на истощение на Западном фронте превратило все остальные театры военных действий Великой войны в сугубую периферию. Центральные державы там не наступали или наступали с явно недостаточными силами. У стран Антанты не было оснований рассчитывать на стратегические результаты на Восточном, Балканском, Итальянском или многочисленных турецких фронтах. Конечно, действия союзников на этих ТВД могли при случае отвлечь внимание и, может быть, какие-то немецкие дивизии от Вердена. Эта задача ставится, начиная с декабрьской (1915 года) конференции в Шантильи.
Соответственно Ж. Жоффр настаивает на максимальной активности периферийных фронтов, но понимание встречает только у русского командования, которое соглашается начать наступление уже в марте.
Это решение утверждено 27 февраля в Могилеве на совещании командующих фронтами:
«1) Как только перегруппировка закончится, и состояние дорог позволит, перейти в решительное наступление, собрав в точке удара возможно большие силы.
2) Удар наносить левым флангом Северного и правым флангом Западного фронта; силы, примерно, 400 000 чел. С Юго-Западного фронта перемешаются на север гвардейский отряд и XXIV корпус; с последним отходит и большая часть занимаемого им района; подготавливается к переброске еще один корпус.
3) Юзфронт удерживает свои позиции, выделяя в резерв 3 корпуса. В случае удачи на севере он переходит в наступление от Ровно на Луцк и Ковель.
4) В случае осложнений или союза с Румынией части Юзфронта, которые будут выделены для обороны Добруджи, составят особую армию (XI, XXXII и вновь формируемый корпус) под командой ген. Щербачева. Желательно сформирование, кроме 126-й и 127-й пехотных дивизий, еще одной в Могилеве-на-Днестре.
5) В случае осложнений со Швецией формируется отдельная 6-я армия».
Готовность России, потерпевшей в 1915 году тяжелейшее поражение, уже весной начать активные действия, причем на германском, а не на австрийском участке фронта, должна была удивить даже Ж. Жоффра, тем более что у русской армии не хватало даже винтовок, «прилив» которых «задерживался состоянием Белого моря»[133]
, в отношении же тяжелой артиллерии отмечалось подавляющее превосходство противника. В этих условиях задача прорыва неприятельской обороны всецело ложилась на пехоту, которой было более чем достаточно: на направлении главного удара 555 батальонов против двухсот.Решение российского командования начать явно неподготовленное в материальном отношении наступление объясняют в литературе либо верностью союзнику и желанием отвлечь внимание немцев от Вердена («нажимом французского империализма на Россию»[134]
), либо тем, что пассивная оборона на очень широком Восточном фронте не могла быть устойчивой, поэтому следовало любой ценой захватить инициативу.Аргумент, в сущности, не новый. На завершающем этапе Марнской битвы, когда, после прибытия полковника Хенча в штаб 1-й германской армии, решался вопрос об отступлении, «генерал-квартирмейстер поддержал соображения генерала Кюля весьма настойчиво и указал в особенности на то, что для проведения наступления сил достаточно, но при отступлении они могут отказать». М. Галактионов ехидно комментирует: