Когда не было Конохи, люди жили по своим укладам, а не по законам, а потом появилась Коноха, а с ней и законы; совершаемые сейчас дела это грехопадение. Но почему и за что? Хочешь делать добро, жаждешь делать добро, а получается только зло: раздрай страны Дождя, секретные лаборатории, дети с печатями на языке, уничтожение клана Учиха — страх, ужас и смерть. Старый мир был построен на гнилых сваях мрака, а новый мир опустился на уже существующее, и прошлое проседает, и сдержать упадок можно только настаивая на своём, возвращаясь глубже назад, вспоминая строгих пращуров, не ведающих ничего, кроме запаха стали и крови. Намиказе должен был на пепелище атаки Кьюби посеять надежду, дать ей взрасти, отправить на покой ветеранов страшной и мрачной эры, но он ошибся, он ушёл слишком рано, его жертва ещё не успела никого ничему научить, и тени стали только гуще, а свет надежды — бледнее. Он бы повёл нас всех, и мы пошли бы за ним, но вместо этого наша доля — лишь новый виток спирали. Ты украл наше будущее, Намиказе, и мы поступили как знали и умели, а не как полагалось бы по твоим принципам. Старые кости желают только покоя, чтобы примириться с демонами, и ты, не подумав, отнял у нас это. Кто поведёт нас теперь? Шикаку? Нара, которому не хватило смелости даже отказаться от брака по расчёту? Одно только утешение, что Яманака и Акимичи нe позволят ему наделать ошибок, не позволят ему и бессмысленной жертвенности, даже если стратегу-тактику это в голову невзначай взбредёт.
Это не тот Хокаге, за которого я умру, за которого спасу страну и развяжу войну, за которого пойду на первую линию фронта в последней попытке умереть благородно и гордо, как пращуры, хотя время давно истекло, пусть и пока не умножило меня на ноль.
«Войну ты развязываешь сейчас сам. По своей прихоти»
Ради Конохи ради Конохи ради Конохи
— Первый матч! Хьюга Неджи и Узумаки Наруто!
Толпа зрителей взорвалась аплодисментами.
Смотри, Намиказе, такого ли настоящего ты хотел для своего сына? Хотел бы ты видеть его как жертву потребности хлеба и зрелищ? Так смотри и устыдись своей ошибки. Смотри и ужаснись, как сильно толпа желает его поражения.
Узумаки Наруто, спустившись вниз, заговорил о чём-то со своим соперником. Мальчик Хьюга сжал кулаки.
Он молчал. Молчал, а потом-
— Да лучше бы он был жив, чем стал героем! — вскричал. — Какое мне дело до его жертвы?! Лучше бы он, лучше бы он!..
И завязалась драка. Сын Хизаши бил отчаянно, но точно. Слова джичуурики, впрочем, с каждой минутой развинчивали, раскачивали чужой контроль. Теневые клоны Узумаки не заканчивались. Они были везде и повсюду, пряча своего хозяина, превращались в камни и веточки на арене, менялись местами с кунаями и сюрикенами, взрывались под печатями.
Хьюга, потеряв контроль над эмоциями, не мог за всем уследить. Узумаки, к тому же, всё продолжал о чём-то говорить страстно и живо. Как он похож на своего непутёвого отца как похож на взбалмошную мать
И сын Хизаши допустил ошибку, не углядев одного из клонов. А дальше — сломанная нога.
Раунд.
Он рыдал, уткнувшись в перебинтованные руки, когда его уносили с арены.
Я был прав и эмоции только мешают гений из побочной ветви владеющий Кайтеном и поражен какими-то пустыми словами я был прав я знал и мои люди от этого только сильнее
«Душегуб и самодур» — то ли совесть, то ли не упокоившийся дух Намиказе.
Толпа взорвалась аплодисментами, заземляя разбушевавшиеся мысли. Шимура глянул на заполненные до краёв трибуны и взгляд почему-то упал на розовые волосы какой-то девочки, прижимавшей к себе огромную игрушку чёрной овцы.
Почему-то плюшевый зверь завладел его вниманием. Несмотря на дистанцию, Данзо прекрасно разглядел немигающие стеклянные жёлтые глаза.
Это паранойя это паранойя не надо отбирать у девочки её набитую ватой овцу это в высшей степени глупо и неразумно перестань об этом думать ведь даже не взрослый а старик перестань об этом думать
В горле пересохло. Подкатил кашель. Данзо подавил его, как когда-то подавил восстание шахтеров на севере страны Огня — молча и механически.
Желание раскашляться, тем не менее, вернулось. В горле страшно зачесалось.
Данзо сглотнул.
— Прошу прощения, — выдавил из себя, поднимаясь со стула.
— Всё в порядке? — поинтересовался Хирузен, не отвлекаясь от арены, на которую спускались мальчик Нара и дочь Казекаге.
Шимура не мог отмахнуться, не раскрыв часть прибережённых карт, поэтому вышел в коридор молча. Агенты обозначили своё присутствие из тёмных углов.
— Отставить, — дрожащим от едва сдерживаемого кашля голосом приказал Данзо. Глаза начали унизительно слезиться. Опираясь на палку, почти не изображая из себя старика, он с трудом доковылял до общественного туалета, пустого, и сполз по стене.
Палка с характерным ей стуком упала на белый кафель. Дрожащей морщинистой рукой Данзо смахнул из родного глаза слёзы, по-прежнему давя в себе тяжёлые приступы кашля.
На пальцах было что-то чёрное.