Первая партия (СИ)

— Да, блин, ничего! — воскликнул Дейдара, всё ещё красный, как рак, и всё ещё не встречая взгляда собеседника. — Короче, бля, ладно!.. Однажды, когда Сасори попёрся в страну Мороза, я попёрся с ним, только в другую сторону. И пока он получал пизды и экзистенциальный кризис, я пытался лишиться девственности… Ну и, блин, склеил симпатичную местную девчонку в баре… Мы пошли с ней это-самое в туалет. Я одет, она одета. Ну, поцелуи, прочее. А там же холодно, блять, в стране Мороза-то! Ну мы и не разделись, а так, штаны приспустили. Ну, присунул. Сзади. Произошла пенетрация, в общем. И тут я вспомнил, что господин Сасори рассказывал мне про клитор…

У Итачи в голове заворочались подозрения.

— Ну я, короче, потянулся, — быстро и неловко продолжил Дейдара. — Чё-то шарю-шарю — и нет там ничего. Ну я ещё пошарил. У меня ж языки в ладонях, надо использовать на благо общества! И вдруг я что-то нашёл. Но это было… не то.

Итачи тяжело вздохнул.

— Вот-вот! — метнул на него смущённый взгляд Дейдара. — Я как отпрыгну, как взвизгну!.. Ну, потому что, охренеть, блять! Я на такое, между прочим, ни хрена не подписывался! А он, она, оно, они, короче, как давай реветь крокодиловыми слезами, что вот, все вы мужики такие, вам один только клитор нужен! А если его нет, то типа всё! И я, блин, стою в этом несчастном туалете, оно, они, ревут, а я, ну, в справедливом ахуе. И ведь если утешать начнёшь, то неправильно поймут, и ты себя неправильно поймешь, и надо же будет потом как-то с этим жить! Ну я что-то там сказал, и дал дёру, еле штаны успел обратно надеть. Вот.

Итачи молчал с минуту. Потом открыл рот и с той уверенностью, которую не чувствовал, заявил:

— Трансвеститам нужна гласность, чтобы и своим и чужим было психологически удобнее находить половых партнёров. — Добавил. — Сойдёт для тезиса?

— Про безопасность ещё скажи, — поморщился Дейдара.

— Про презервативы?

— Да нет же! Я же типка этого сгоряча и убить мог. За наглость. Понимаешь? За поруганную честь, в конце концов, и моральный ущерб, да. Мог бы, будь я злее и не в шоке. Пусть не вводят в заблуждение нормальных пацанов. Вообще пусть геи говорят, что они геи, блять. Они ведь делятся на два типа: собаки переодетые и не переодетые. С переодетыми ты уже понял. А вторая категория они вообще странные. Видят кого-нибудь красивого как ты или я, и так подленько подлизываются. И многие ещё с жёнами, между прочим. Вот по хиленьким, узкоплеченьким и жалким таким внешне сразу всё понятно. А есть те, по которым ни хрена не понятно — товарищ будет охранять твой тыл или просто возможность ждёт. Не, гласность и только гласность.

— Их могут репрессировать, — задумался Итачи. — Париями общества сделать.

— Или убить за хамство, наглость и предательство товарищеских чувств, — мрачно возразил Дейдара. — Я-то не убивал за подкаты. Но не все мои знакомые ниндзя такие добрые. Свою жопу можно доверить только любимой женщине, если ты не из этих. Сильные и опасные по-разному реагируют на покушение своего сакрального места.

— Клановым шиноби не разрешат гласность в этом вопросе, — возразил Итачи.

— Да помню я про твоего Мадару с этой его большой запретной любовью, — отмахнулся Дейдара. — Да конечно читал, не смотри на меня так! У нас тут член Акацуки в писатели подался, все читали, конечно. Короче, понятное дело, что клановым велят молчать в тряпочку. Кланов-то почти не осталось! Больше половины вымерло, мне Какузу и Хидан сказали, уж они-то знают. Но, знаешь, — Дейдара почесал подбородок, — мир действительно изменился. Я, вон, безродный, а господин Сасори — последний из своего клана, кто как-то может расплодиться. Правда, зная его, он почкованием это будет делать. Ну или заведёт себе одного-двух спиногрызов, если найдётся женщина, которая сможет его терпеть… Я это к чему, вот мы с ним — очень разные. Но разницы, в общем, никакой. Он опасный, я опасный. Базовая зарплата в Акацуки одинаковая, а всё остальное — премии. Сдают, короче, кланы. Им гомики как не были нужны, чтобы рождаемость не падала, так и всё ещё не нужны, сейчас особенно. Если ты последний из своего рода и тебе нравятся мужики, то кеккей генкай исчезнет. Наследовать будет некому.

Итачи вздохнул:

— Тогда про гласность лучше не говорить.

— Не-не-не, лучше говорить. Ну, это уже хоть что-то тогда скажешь, да? Конан будет довольна. А там, в кланах, сами как-нибудь разберутся. Мужики не бабы — не беременеют. Но можно найти каких-нибудь, знаешь, мужикоподобных женщин… Наверное. Хрен его знает, я не гей, понятия не имею, как они там со своими проблемами разбираются!

Они ещё с полчаса обсуждали, что можно написать. Дискуссия как началась, так и закончилась на эмоциональной, но информативной ноте. Итачи составил список тем, список аргументов и контраргументов и начеркал пару заметок. С чувством выполненного долга вышел вон. Замер.

Пробежался глазами по своим записям. Пробежался ещё раз. Мысленно выругался.

Зашёл обратно.

— Дейдара, — мрачно заявил. — Мы забыли про лесбиянок.

Комментарий к Первое право: Итачи (IV)