Первая партия (СИ)

И вдруг — точно, точно ведь, это же, — целая волна воспоминаний накрыла её. Генма-сенсей, вернувшийся после своего секретного саботажа, разговор о теле коллектора… он показал им технику призыва… и Сакура, всё ещё маленькая и глупая, впервые в жизни не обдумав план наперёд… она тогда только чувствовала, что ей нужно стать сильнее… пропустила предупреждение, что призыв естественный всегда подразумевает испытание, надкусила палец и сложила печати… а потом ничего не произошло, и она очень расстроилась… а ближе к вечеру так залихорадило, что вся команда осталась у Саске на ночёвку.

Чёрная овца топнула копытцем и на траве возник свиток. Лёгкое движение — и он уже лежит развёрнутый у босоногой Сакуры.

— У меня нет крови, чтобы его подписать, — пролепетала она. Во снах ведь нельзя же по-настоящему укусить себя за палец.

— Посмотри вниз, — по-доброму проблеяла чёрная овца.

Что? На тех самых широких белоснежных штанах?.. Откуда?..

— Месячные? — выдохнула Сакура. Самые первые. Согласно буклету начинающих куноичи они как раз должны были начаться вот-вот.

Она, не чувствуя, ни стыда, ни отвращения, а скорее даже наоборот, ощущая какое-то странное чудо, ликование, потёрла палец о промокшую насквозь ткань. И написала своё имя в свитке.

— Вот и всё, — ответила чёрная овца. — А теперь тебе пора… Харуно Сакура-чан.

… На этот раз она открыла глаза в сумеречной комнате. Саске, Наруто и сенсей спали, как убитые, на футонах вокруг деревянной кровати. Сердце защемило от того, что они спали в одежде; наверняка всю ночь переживали, дежурили… Сакура, стараясь не разбудить их, осторожно встала с постели. Штаны той самой белой пижамы были безнадёжно испачканы кровью. Впрочем, простыня тоже. Даже не думая, Сакура осторожно сняла её с матраса и на цыпочках вышла из комнаты, а затем и из дома.

Над Конохой медленно занимался рассвет. Голубые сумерки медленно бледнели, уступая место робкому солнечному свету. Потихоньку растворялся в воздухе утренний туман. Пахло свежестью влажной зелёной травы, а ещё нарциссами.

Дорогу до реки Нака она прекрасно помнила, ведь именно с её руки туда улетели неугодные человеческие кости.

Она вошла в реку вместе с простынёй чуть выше пояса, позволяя воде смыть с себя остатки испытания. Простояла вот так, в приятном холоде, пока редкие облака на небе не приобрели цвет её волос.

У каждого есть момент, который чётко делит жизнь на «до» и «после», сказала ей как-то раз мама; она уже не помнит ни когда это было, ни о чём тогда шёл разговор. Сакура раньше думала, что встреча с Ино была такой, как и начало соперничества по поводу Саске, как и распределение в команду. Ей казалось тогда, целую вечность назад, что следующими важными событиями, которые поделят жизнь на «до» и «после» станут повышения в ранге, свадьба и рождение первенца.

Она, конечно, ошибалась.

Следующим поворотным моментом оказалось спланированное убийство Курогане Нобуо; первый тяжелый грех, взятый на душу.

Ещё одним, всего месяц спустя, стало первое спрятанное тело; долгое время после этого Сакуру мучительно тошнило от запаха жареной свинины; вообще не тянуло есть красное мясо, она не могла себя пересилить. Саске, как единственный обладатель стихии огня, сжёг тело, но на этом его внутренний фитиль тем вечером кончился, и Сакура одна пошла выкидывать кости в реку. Наруто тогда даже от утешительного рамена отказался, так что к этой тяжёлой работе его не привлекли.

Сакура в какой-то очередной бессонный «час волка», незадолго до возвращения сенсея, даже нарисовала себе схему:

Красный бант — обретение Ино, первая дружба.

Ссора из-за мальчика — временная потеря Ино, первая глупость.

Распределение в команду 7 — обретение мальчиков и учителя, обретение пути.

Первое убийство — потеря (чернильные капли) потеря невинно- (агрессивно зачёркнуто) обретение… встреча со своей справедливостью.

Первое спрятанное тело — (много точек на бумаге, как будто долго ничего не писалось) ……… дружба. Возрождение полиции… свинина тяжёлый мешок с костями… Наруто с потерянным невыплаканным закрытым взглядом… тяжёлый мешок на их с Саске плечах, иллюзия вычурного ковра, фейерверки над головой… «Я сам подожгу, встань по другую сторону, чтобы тебе не пахло», а потом застрявшее в горле паническое «не могу подойти, я не могу подойти к ним» — к ним, то есть, к костям, — у самого руки трясутся, испарина на лбу, и взгляд немигающий, вытаращенный; «Саске-кун, поставь нам чаю, хорошо?» — мягко-мягко и тихо, как учил Генма-сенсей, — «я ненадолго, туда и обратно». А потом не спать ночами, слоняться по комнате, рисовать печати до заусенцев, варить новый яд в предрассветном часу, и видеть в кошмарах, как кости сбрасывают с себя кожу, а потом уходят под воду, которая ничего никому не расскажет. «Речка-речка, спрячь человечка». Чувство собственной… компетентности.

Следующим испытанием, разделившим жизнь на «до» и «после» стал призыв.