Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718–1825

Очевидно, что все это было в действительности. Ведь Тайную канцелярию российский самодержец создавал под свое понимание тайного сыска, где и неласковое слово в адрес императора или его дел — уже страшное государственное преступление сродни измене или работе на иностранную разведку. Здесь в работе Тайной канцелярии четко проступают жестокие инстинкты самого ее главного архитектора. Масса этих попрошаек и пьяных болтунов не несла никакой угрозы политической безопасности Российской империи. Здесь тоже смешение понятий, характерное для петровской империи. Сам Петр часто репрессировал людей по прихоти безо всякого внятного политического обоснования. В этом садистская жестокость его натуры, хотя сумасшедшим в полном смысле он и не был, ум его был достаточно ясен для управления гигантским организмом его империи. Что заставляло его поить на пирах в честь Бахуса сподвижников до смерти от алкогольного отравления, сажать князя Голицына голым на лед, отчего тот умер, убивать на петербургской улице своей дубинкой случайного прохожего, протыкать шпагой католического кзендза в Полоцком костеле за неосторожно брошенное нелестное мнение о православии. Здесь нет никакой защиты своей власти, голая жестокость.

И в работу его Тайной канцелярии эта черта перешла. Какой необходимостью с точки зрения политической безопасности страны диктовался приказ Петра забрать в Тайную для допросов его бывшую любовницу и фрейлину императрицы Екатерины по имени Мария Гамильтон, если ее вина была в краже у царицы какого-то ювелирного изделия. На следствии в застенке Тайной канцелярии затем еще выяснилось, что Мария Гамильтон убивала своих незаконнорожденных младенцев, это тоже фигурировало в ее обвинении, но даже здесь речь об уголовном преступлении, опасности для политической безопасности петровской империи эта придворная дама явно не представляла. Тем не менее, Петр лично приезжал в Тайную канцелярию для допросов бывшей подруги, сам читал донесения Толстого о других допросах Марии Гамильтон и очных ставках по ее делу, и сам он в итоге определил ей приговор в виде смертной казни. После того как палач отсек нашей леди Гамильтон голову, Петр, к ужасу окружающих, поднял из пыли ее голову и поцеловал в губы. Здесь гримаса неприкрытой жестокости самого императора соединена в одном случае с такой же слепой и жестокой работой по его воле Тайной канцелярии. Да и что требовать от спецслужбы, первым делом которой стал арест и казнь на окраине Санкт-Петербурга трех безграмотных крестьян, вся вина которых заключалась в том, что они случайно стали свидетелями ареста привезенного в столицу из Москвы опального царевича Алексея. Эти бедолаги не составляли никакой угрозы для политической безопасности державы, их по-бандитски убрали как нежелательных свидетелей. И стали эти три безвинно пострадавших селянина первыми русскими, репрессированными спецслужбой собственного государства.

Все эти годы Тайная канцелярия под началом Толстого работала на стыке идеи охраны политической безопасности в Российской империи и личных причуд императора. Довольно показательна в этом плане и история купца Шапошникова из Серпухова. Он в 1724 году подарил Петру I в церкви калачи собственного изготовления, за что расцеловавший его император тут же пригласил к своему столу за обедом, Петр любил такие показательные акции благодушия. Но за обедом выпивший Шапошников переоценил милость к себе высшей российской власти, простодушно высказавшись против заморского обычая курить табак, чем тут же вывел одаренного им калачами царя из себя. Петр приказал забрать Шапошникова в Тайную канцелярию и ждать своих дальнейших распоряжений о его судьбе. Но затем царя захватили новые проблемы, а вскоре он тяжело заболел и умер. Несчастный же противник курения так и сидел под арестом в камере Тайной канцелярии, и никто не знал за что, царь распоряжений о купце Толстому так и не отдал. Только когда Екатерина I ликвидировала Тайную канцелярию, всю эту историю выслушали из уст самого «государственного преступника», после чего Шапошников был выпущен на волю. Эта история могла бы показаться забавной, если бы человек без особой нужды не отсидел фактически ни за что в сырой и темной камере Петропавловки. Она не только служит подтверждением старой русской мудрости о том, что «дальше от царей — голова целей», но и является хорошей иллюстрацией к практике работы первой нашей спецслужбы под неусыпным контролем самого российского самодержца, имевшего обыкновение по понедельникам лично прибывать в ведомство Толстого для лучшего направления работы своей госбезопасности.