ПЕРВАЯ студия. ВТОРОЙ мхат. Из практики театральных идей XX века

В год создания Художественного театра задача была названа так: «Искусство должно сделать то, чтобы чувства братства и любви к ближним, доступные теперь только лучшим людям общества, стали привычными чувствами, инстинктом всех людей… Назначение искусства в наше время – в том, чтобы перевести из области рассудка в область чувства истину о том, что благо людей в их единении между собою, и установить на место царствующего теперь насилия то царство Божие, т. е. любви, которое представляется всем нам высшею целью жизни человечества.

Задача христианского искусства – осуществление братского единения людей»[126].

Эти строки Лев Толстой выделял в тексте своей брошюры «Что такое искусство». Брошюра появилась как раз в год создания МХТ, для театра приобрели несколько экземпляров, один можно видеть в библиотеке Станиславского. Кажется, К. С. начал читать, не доехав до дому: страницы не разрезаны, а разняты пальцем.

Многие испытают после смерти Льва Толстого чувство сиротства. Станиславский писал Немировичу: «Как страшно оставаться на земле без него. Так же страшно, как потерять совесть и идеал»[127]. Создание Первой студии – реальной группы и реального дела, объединяющего людей, – было противодействием такому страху.

Сулержицкому тут принадлежала роль особая.

В середине ноября 1910-го он писал Константину Сергеевичу, которого болезнь все еще держала в Кисловодске:

«Схоронил Толстого.

Последний раз по знакомой мне дороге, между березовыми рощами, прошел я с ним от станции до дому.

Вот тут, на перекрестке дороги и Тульского шоссе, я помню, у него заупрямилась лошадь, на которой он ехал верхом, и мы переменились лошадьми… Было тихо, безлюдно.

Теперь тут стоял синематограф и трещал, снимая гроб, в котором его несли крестьяне, гудел сотенный хор „вечную память“, и над густой черной толпой видна была палка с платком, которой махал дирижер»[128].

Для Сулержицкого Лев Толстой был главным («поворотным») человеком. С Толстым связаны испытания, которые Сулер выдержал или не выдержал, связан весь сюжет его не очень долгих дней – приключенческий (сказано: «просто „Три мушкетера“») и мученический. Убеждения не велят принять армейскую присягу – месяцы на освидетельствовании в психиатрическом отделении военного госпиталя. Толстой навещал Сулержицкого там, в Крутицах. Присягнуть умолил отец, иначе бы не выпустили. Крепость Кушка в пустыне – та самая, про которую «дальше Кушки не пошлют», безводье, жарища – страшное дело, общероссийский запах казармы. И так далее, и так далее, включая переезд через океан, штормы, Канаду, снежные заносы, насмерть застуженные почки, Лозанну и как итог нелегальной Лозанны камеру в Таганской тюрьме… и так далее, и так далее, и так далее. Таганская тюрьма близко от Крутиц, сюжет кружит. В нищем местечке, куда еще раньше была сослана жена, заработков никаких, хотя Сулер мастер на все руки. Ему помогают деньгами – он свободен от заносчивости бедняка и деньги берет. В войну он предложит себя в санитары – лучшего санитара не пожелаешь. Есть такое слово – «скоропомощный». Больше чем безотказный; не ждущий, чтоб позвали. Слово из словаря церковного, но верующий ли он человек, Леопольд Антонович, и если верующий, то какой веры? Рожден он в католичестве, отпоют и в церкви Святого Людовика, и по православному обряду. С определенностью можно сказать лишь, что он человек праведный.

Пока рискнем заметить, что не без Толстого определялась актерская техника, которой искали в Студии.

«Вызвать в себе раз испытанное чувство и, вызвав его в себе, посредством движений, линий, красок, звуков, образов, выраженных словами, передать это чувство так, чтобы другие испытали то же чувство, – в этом состоит деятельность искусства. Искусство есть деятельность человеческая, состоящая в том, что один человек сознательно, известными внешними знаками передает другим испытываемые им чувства, а другие люди заражаются этими чувствами и переживают их»[129].

Еще раз заглянем в письмо от 14 сентября 1912 года, которым Станиславский дополнял свой разговор с Лужским – рассказывал про студийные дела, как там «теперь уже в несколько рук готовят: а) Толстого…». Что конкретно готовили и готовили ли что-то, сведений нет. Но по ощущению создателя студии, они начинали с Толстого.

Создатель «системы» сходился с Толстым в убеждении: искусство достигает цели в том лишь случае, если художник передает другим чувства, им самим действительно испытываемые. Упор – на неподдельность душевной, интеллектуальной и чувственной энергии, идущей в зал через живого человека на сцене и от него самого.

Станиславский запишет как свой постоянный упрек: «Вы играете близко к словам»[130]. Где же вы сами, неужто нечего добавить? Слова должны бы вести вас дальше.

Спектакль «Гибель „Надежды“» играли верно, от слов идя дальше.

4