На большой сцене МХТ готовят к выпуску мольеровский спектакль, перед премьерой (она состоится 27 марта 1913 года) день и ночь компонуют великолепно забавные действа-шествия-картины, там заняты и Вахтангов, и пятеро из «Праздника…» (Болеславский, Попова, Сушкевич, Чехов, Гиацинтова). Но они пропустят только три занятия Гауптманом. Кто-то «Празднику…» ворожит (Василий Васильевич Лужский в сходном случае пошутил: тут уж не бабушка ворожила, а целый дедушка, красавец-дедушка).
К. С. торопится похвалиться своими. На репетицию «Праздника примирения» (раннюю, говорили еще шепотом) Станиславский приводит Любовь Гуревич. «Продолжайте, продолжайте, – пророкотал он и вместе со своей спутницей сел прямо перед нами…
Константин Сергеевич посматривал на Любовь Яковлевну, как любящий родитель на гостей, которым сейчас его необыкновенное дитя такое покажет… Он был влюблен в студию».
Рассказ (как конфузились и выкручивались) смешной.
«Не знаю, что подумал Станиславский, но Любовь Яковлевну он вскоре увел, и мы перевели дух»[142]
.Впечатление такое, будто К. С. хочет, чтоб не было задержек, чтоб спектакли «будущей труппы» создавались и воспринимались в их связи.
Вахтангов с конца января вошел в работу в полной готовности. Он хорошо знал пьесу Гауптмана. Без малого год назад, отвечая мечтающим о театре ученицам, с твердостью назвал «Праздник…» впереди всего, что хотел бы поставить.
Эту пьесу в первый раз он поставил, когда ему был 21 год. На давней афише он приписал: играли плохо, но нам казалось – великолепно.
Страница в его «Режиссерской тетради» соотносится с занятиями адашевцев 1909 года. Тут детализированный план сценической площадки, перечень обстановки столь же подробный.
Чертеж к постановке в Студии сокращен досуха.
Работа, начатая на репетиции 24 января 1913 года, заслуживает одобрения.
Известна приписка Станиславского насчет жалованья Вахтангову: «Крайне необходим в Студии. Может выработаться в хорошего педагога и режиссера… Прибавить». Проект штатного расписания МХТ на будущий год К. С. просматривает в конце февраля 1913-го. К этому времени состоялось уже 25 занятий «Праздником примирения».
3 апреля Гауптмана играют в костюмах и гримах. «Присутствуют К. С., Леопольд Антонович и пожелавшие прийти по извещению о публичности репетиций из труппы молодежи театра».
Станиславский об этой репетиции пишет, назвавши ее генеральной и оценивая: «Спектакль прошел хорошо». Так в письме Ольге Гзовской в Сан-Ремо, артистка проходила там nach-kur после серьезной болезни. Гзовская интересовалась Студией живо, К. С. рад сообщить ей приятное. «Все-таки молодцы, – несмотря на „Федора“ и Мольера (ежедневные репетиции и спектакли), сумели приготовить два хорошо срепетованных и поставленных спектакля. Оба спектакля поедут в Петербург и Одессу… Для первого года результат блестящий».
«Напишите, что бы Вы хотели сыграть в студии, то есть что внести в репертуар ее будущего года?»[143]
Вышло не совсем так, как К. С. писал любимице, – «Праздник…» на гастроли той весной не повезли. Протокол последней в сезоне репетиции заключается: «К. С. делал свои замечания. В общем, одобрил то, что сделано до сих пор, и дал направление для дальнейшей работы».
Любовь Гуревич напишет годы спустя: «Ярко запомнилась мне среди других его критических замечаний одна сказанная Вахтангову фраза – итог его впечатлений от не готового еще спектакля. „В общем, вы шли в толковании пьесы от образа удушливого подвала, а надо было идти от образа порохового погреба“». Режиссерская корректива – мощная, направляющая, и понятно, что после нее придется работать месяц, и другой[144]
.В Петербург повезли только одну студийную премьеру. «Гибель „Надежды“» имела чудесный прием, маленький зал Заславского, где ее играли, всякий раз бывал переполнен. Дирекция МХТ сочла возможным поощрить студийцев – участникам спектакля начислили дивиденды, деньги выдали на руки тут же в Питере. Комическому рассказу, как носились с пачечками банкнот – свидетельством независимости их дела, предпослан пассаж патетичный: «О безмерный восторг первой робкой уверенности, что ты есть, не числишься, а есть в искусстве, – как его передать!»[145]
Радуются участники первого спектакля Студии, но и Вахтангов уходит в отпуск в хорошем настроении.
Летом он на Княжей горе под Каневом: правобережье Днепра – полосатые береговые обрывы, могильники скифов, славянские городища, светлый лиственный лес, великая река. По этой реке в свой час «ходил бичевой» – бурлачил – Сулер. Запомнил местность, завел жилье. Летом 1913 года на дачах рядом Москвин с семейством, Н. Г. Александров с женой и дочкой, Грибунин с Пашенной, Массалитинов. Наезжают студийцы.