На Княжей ведут жизнь-игру, похожую на игру в племя, которую сочинили в школе Адашева. Сейчас сочиняют военно-морской лагерь. С Москвиным играют в адмирала, адмиралу устраивают юбилей. Пародия чествования; адрес с изложением юбиляру его славной биографии: «В сегодняшний день величайшего торжества мы не можем не вспомнить». Текст, как его составил бы академик-маразматик. Всё в торжественную кучу – Малахов курган, Трафальгар, Цусима, спасение боцмана Данченко, открытие Америки, вскрик: «Зачем, зачем вы не убили вероломного Веспуччи», Новый свет должен был называться Москварикой.
Пародия смешная, но длинновата. Всего немного много, как трунят в подобных случаях.
Вахтангов сочинял охотно, вставал по ранней побудке неохотно, Сулер подымал колотушками.
Желания Сулера предполагали жизнь Княжей горы серьезней. Надо было колоть дрова, таскать воду, тут косили и жали, исполняли прочую деревенскую «справу». Деятельная проба общего труда на земле.
В связи с их крымскими планами Станиславский назначил Сулеру свиданье в Севастополе. Свиданье деловое, но и его соединили с игрой: встречать выехали в море под парусом; на борт парохода, на котором подплывали К. С. с сыном, Сулер поднялся как при абордаже. К. С. в письме все это обрисует с явным удовольствием. Как и последовавшую поездку из Севастополя к Батилиману.
Дорога прекрасная. «Как калейдоскоп меняющийся пейзаж на фоне моря, переливающегося самыми неожиданными красками и световыми пятнами». В Батилимане восхитительные деревья (К. С. называет их «земляничные»), они небольшие, розовая кора телесно нежна. Тут уже обжились знакомые: нравится дом Билибина, материалы – камень, дерево, черепица – роднят постройку с природой.
«Наш участок очень далеко от скученного места»[146]
.В Севастополе Станиславскому выдались просторные свободные дни – немногие, но просторные. Он выбирается посмотреть раскопки античного поселения, турецкие крепостные валы, дворец в Бахчисарае. Есть время написать наконец петербургскому другу-критику – в гастрольном дурмане (его слово) почти не видались. «…Начинаю только теперь по-настоящему ценить внимание и поощрения, оказанные мне за студию. Мне очень дорого, что мое детище, которым я так увлекаюсь, принято Петербургом»[147]
.В Москве Студии придется обживаться на новом месте – с прежней квартиры вынудили съехать «пожарники»; сняли помещение на Скобелевской площади, наискосок от дома генерал-губернатора. Там ремонт, это немного меняет планы.
В студийной Административной тетради относительно спектакля по Гауптману зафиксировано:
«Работа должна быть доведена до конца.
„Праздник примирения“ – пьеса с такими достоинствами (и недостатками), как в ней есть, – может быть включена в репертуар Студии.
В смысле распределения ролей – в пьесе ошибок (грубых) нет.
Исполнение, даже если оно не будет лучше показанного весной, ни со стороны вкуса, ни со стороны толкования – не заключает в себе элементов, не допускающих показывания публике.
Закрытой баллотировкой решено открыть сезон „Праздником примирения“»[148]
.После лета Вахтангов в выпуске своего спектакля был уверен и думал уже о следующей работе. 10 сентября он просил записать за ним как ближайшую постановку «Дядюшкин сон» Достоевского – записали.
Не ждали ничего, что могло бы омрачить завершение работы.
Сдачу спектакля 13 ноября 1913 года участники его (независимо от дальнейшей судьбы его) вспоминали с дрожью.
2
Что из происходившего с весны могло осенью дать грозовую атмосферу? Личные мотивы отпадают. О севастопольских встречах с Вахтанговым смотри в письмах К. С. – и о первой, под парусом, и о последней, на вокзале: Вахтангов и Сулер сопровождали Игоря, сына К. С., собравшегося на Княжую. «Поезд тронулся, и на платформе остались 2 седенькие папаши: то есть я и отец Вахтангова. Курьезно. Вахтангов (наш) 3 года не виделся ни с отцом (в Тифлисе), ни с сестрой (в СПб.). Они в ссоре. В Севастополе между пароходом и поездом садится в трамвай и на следующей станции по обе стороны его случайно садятся папа и сестра. Он видит себя окруженным родней, когда случайно, оторвавшись от чтения, осматривал соседей. Табло!»[149]
Доехав до места, Игорь прочитает в письме от отца: «Кланяйся всем, обними Сулера, Москвина…Вахтангова обнимаю»[150]
.При самом настороженном взгляде за этим не видать предсказания взрыва.
Ремонт нового помещения Студии затруднял доработку «Праздника примирения». Приходилось искать места в Театре, а там все было отдано Достоевскому. Студийцев отвлекали ради многолюдных «Паперти», «Бала», «Пожарища». Инсценировали «Бесов».