Первеницы мая

Ничего так не любила посыльная, как скакать на своей верной лошади, и питала особую любовь к опасным спускам и изнурительным подъемам. Любая погода была ей в радость: и град, и гроза, и зима, и лето. Бродячая душа, она отказалась работать на мельнице, где испокон века трудились ее родители, и мечтала бороздить моря. Но женщин на судах не жаловали, и она вместо морей изъездила родной остров, изучив каждый его закуток. Она составила собственную его карту, точную и уникальную, с самыми мелкими и порой недолговечными подробностями: погнутая верхушка голубой сосны, жужжащий улей, дальний отблеск на глади пруда, серебристая изнанка березовых листьев.

В тот день Эсмеральда ехала по дороге в Центр размеренным шагом, но чуть медленней обычного. Впервые за все эти годы ей казалось, будто она не все забрала с собой. Что же она забыла? Она остановилась и проверила сумку – все письма были на месте. И все же чего-то не хватало.

И только подъезжая к Ис, она наконец поняла чего. Не хватало Лукаса. Она видела его всего два раза, минуты четыре, не больше. Первый раз он не впустил ее к королеве. Во второй – выходил из кухни, когда она шла туда утром забрать положенный посыльным паек: печенье и орехи.

– Доброе утро, доктор, – ехидно поздоровалась она, повстречав его на грязной тропке.

Он улыбнулся ей не останавливаясь.

Вот и все. Пустяк, в общем-то.

Но Эсмеральда, выучившись замечать каждую рытвину на каждом поле, научилась читать и лица. После тяжкой ночи лицо Лукаса было открыто нараспашку, и она прочла в нем немало противоречий. Мягкий и неуступчивый, смешливый и серьезный. Шел быстро, но не спешил, притом шагал враскачку. Бывший моряк? Высокий, сильный, широкоплечий, за волосами не следит… Точно, моряк.

Она сама не заметила, как въехала в городские ворота Иса. Доставив все письма, она поднялась в жалкую мансарду, которую снимала над трактиром на главной площади. Бросила сумки в угол, сняла ремень и форму в цветах Центра, заглянула в шкаф за горбушкой хлеба и обрадовалась, найдя еще и сыр.

Эсмеральда ела, стоя перед слуховым окном, в которое прошлой осенью наблюдала, как ливень разогнал королевскую процессию. Королева в красивом расшитом плаще мчалась, как газель, и тянула короля за руку. Площадь вмиг опустела. И только какой-то рыжий слуга остался стоять под дождем с недовольным видом. Все проплывало у нее перед глазами в мельчайших подробностях. И вдруг она вспомнила: Лукас тоже был там, он был с ними. В форме королевской стражи. Шел первым, коса била его по лопаткам, и спина у него была мокрая. И кто же он такой? Врач? Стражник? Моряк?

– Хватит, Эсме, – рассердилась она и нарочно набила рот, откусив от горбушки побольше.

Тем временем во дворце Мириам проживала свой первый день на земле. Лукас посоветовал держать ее подальше от сквозняков и никому, кроме родителей, к ней не приближаться. Грудь Эмы и руки Тибо были всей ее вселенной. Что до череды подарков, то стражники принимали их и складывали стопками в гардеробной. Пока что их дарили обитатели дворца и порта, но в ближайшие дни они потекут со всех концов острова, а после – изо всех Северных земель.

Среди прочего Симону в руки попала маленькая кедровая коробочка, анонимно адресованная Эме. Он счел ее достаточно необычной, чтобы передать Тибо. Внутри лежали два шарика нефритово-зеленого цвета и плохо накорябанная записка:

«Тонизирующее. Один в день, ровно в полдень».

– Тонизирующее? – удивился Тибо. – Один в день, ровно в полдень? Что это вообще…

Он принес коробочку в комнату.

– Эма? Ты знаешь, откуда это?

Эма положила коробочку на колени и молча прочла записку. Потом обменялась взглядом с Лукасом, который как раз осматривал маленькую принцессу. Лукас тут же отвернулся. Видя их теперь всех троих вместе, он никак не мог отогнать мысль о грядущем равноденствии, которое их разлучит.

– Ладно, выбросим-ка это от греха подальше, – решил Тибо.

– Тонизирующее мне не повредит, – возразила Эма.

– Скажу подать баранью ножку. Можно даже ровно в полдень, хочешь?

– Зеленый шарик меня больше прельщает.

Тибо забрал коробочку.

– Беру твои тонизирующие шарики в заложники, пока не скажешь, от кого они.

Эма вскинула голову.

– От Сидры.

– От Сидры?! И куда она лезет, эта Сидра? Насколько я знаю, с тех пор как мы приплыли в Краеугольный Камень, она и словом с тобой не обмолвилась.

Эма опустила глаза: сейчас они поменяют цвет.

– Это дар уважения королевы королеве.

– И ты ей доверяешь? Этой ведьме?

– Не в доверии дело…

Рассерженный Тибо швырнул коробку на диванчик.

Крышка щелкнула, Мириам проснулась.

– Не сердись. Пожалуйста.

Голос у Эмы ослаб. Лукас чувствовал, он лишний, однако ему было что сказать.

– Сир, – решился он.

– Это тебя не касается, Лукас.

– Позвольте, сир… Королева Сидра вылечила Амандине язык, а Матильду исцелила от кашля.

Тибо воздел руки к потолку.

– Теперь она, значит, целительница! Может, еще скажешь, что она левитировать умеет?

– Простите, сир, не улавливаю связи.