Первенцы

К рассвету сова улетела, оказав ей большую услугу и заодно набив до отвала брюхо. На восток от тракта уходила проторенная тропа, ведущая к большой деревне, очертания домов которой угадывались в утреннем тумане. С запада над дорогой нависал поредевший лес; его голоса были немного тише, чем в окрестностях старого замка. Увидев на стволе одной из сосен странную отметину, Итка подвела лошадь ближе и присмотрелась внимательнее: зарубка крест-накрест, довольно старая. Она распрямилась и окинула широким взглядом нестройные ряды деревьев: через одно они были отмечены такими же знаками. Итка проехала немного дальше по тракту, и засечки следовали за ней. «Их могли оставить лесорубы, – попыталась рассуждать она, – или не лесорубы». Груженая скарбом кобыла почти по-человечьи вздохнула, словно намекая, что предпочла бы резвиться на зеленом лугу, а не тащить на спине все Иткины тяжести. Как назло, навстречу им выехала телега, запряженная одной совершенно счастливой соловой лошадкой, которую совсем не торопил возница. Итка давно усвоила, что от незнакомцев можно ожидать чего угодно, и была готова к любому исходу встречи. Мужчина на телеге помахал ей рукой и, когда они поравнялись, остановился.

– Здравствуй, красавица, – добродушно поприветствовал батрак. – Едешь домой погостить?

– Я… да, – подхватила Итка. – Я живу… далеко. А что это за…

– Вот и я за дочкой в город еду, – не дослушав, с гордостью протянул он. – Умница она у меня, студентка. Ганной зовут. Знаешь, может, такую?

– Кажется, слыхала, – солгала она и подумала: «Несчастный. Как же он расстроится, когда узнает, что девочек не берут в академии». – А что это за отметки, дяденька?

– На деревцах-то? Да Горyшка баловался, – отмахнулся он и прищурился, ожидая какой-то реакции. Итка растерялась, и мужчина усмехнулся: – Совсем ты, видать, издалека. Все здесь Горушку знают.

Потом они обменялись вкусностями из дорожных сумок, как было, оказывается, принято в этих краях, и Карел – так звали возницу – рассказал ей историю Горуна Жильмы. Сын деревенского мельника, он, как все горячие головы, мечтал однажды покинуть дом и отправиться изучать мир. Отличная возможность представилась ему, когда началась война с дикарями-хаггедцами, обещавшая, ко всему прочему, немало легкой наживы. Горушу было не удержать: мать рыдает и кровь кипит, а господин-то набирает войско. Выпорхнув на свободу, он – в прямом и переносном смысле – немедленно расшиб лоб о тяготы походных будней. О военном периоде его бурной жизни Карелу известно было немного, но поговаривали, будто в настоящей армии Жильма не задержался. «А что столько лет можно делать на вражьей земле – это ты понимай как знаешь», – многозначительно поглядел рассказчик.

Но вот однажды, еще до заключения мира, блудный мельничий сын Горушка вернулся домой. Триумфально, с ног до головы в серебре да злате. Израненный, постаревший, страшный. И совершенно, вдребезги безумный. Рыдающая от счастья мать вскоре опять плакала от горя, а Горуна Жильму стали видеть то тут, то там, в корчмах да на задворках, но не далее пары дней пешком от родимой мельницы – здесь Карел указал в сторону деревни. Со временем люди заметили, что в теплое время года Горушка почти здоровый человек; весной и летом мать даже спокойно принимала его в доме. К холодам ему плохело совсем. Бедняга становился сам не свой и убеждал всех, что война не кончилась, что звери-хаггедцы у порога, что нужно взять оружие и спрятаться. И Жильма спрятался – в этом самом лесу, в старой охотничьей хижине, обустроив ее, как крепость. Засечки на деревьях значили, что здесь его «безопасная» территория, куда смели заходить только самые опытные охотники: надеясь обезвредить врагов, безумный Горуша расставлял по всей чаще ловушки.

– Он, говорят, даже стрельнуть может с перепугу, – угрожающе потряс пальцем Карел, – или камушком в тебя бросить. Рано он что-то в этот год ушел, – вдруг вздохнул батрак, – даже девки еще вкруг костра не сплясали. Так я вот о чем: захочется тебе в кусты – выбери те, что от меченых деревьев подальше.

Поболтав чуть-чуть о разной ерунде и с искренним сожалением распрощавшись, Итка выждала, пока телега Карела растворится вдалеке, и направила вороную в лес.