– Потому что я дезертир, – дрогнувшим голосом ответил Марко. – Недостойный, ничем не лучше Войцеха. Я бросил свой меч и потерял честь. Как можно после этого вернуться домой? – боль, с которой он произнес эти слова, отозвалась в Итке, как собственная. – О мире с Хаггедой я узнал, наверное, позже всех, и дела стали только хуже. Я искал смерти, которая имела бы хоть немного смысла – по крайней мере, больше, чем моя жизнь. Но получилось так, что я вытащил на берег человека, который едва не утонул в болоте вместе с груженым трофеями конем. Я представился чужим именем и не смог отказаться, когда он позвал меня к себе на службу. По дороге господин Артуш без умолку болтал о своей жене: как встретил ее много лет назад, как она была богата и благородна, а он отважен и влюблен. Рассказывал, что добивался ее руки, принося на блюде одну за другой головы хаггедских воительниц. Когда подъезжали к замку, тыкал пальцем в башню, с вершины которой она выкрикнула «да». Так я попал в Сааргет.
Итку передернуло: «Бруно, сааргетский ублюдок». Она почти ощутила на себе прожигающий взгляд его зеленых глаз.
– Ты знал, что это за место?
– Выяснил через некоторое время. Артуш сделал меня начальником стражи, и один из моих подчиненных обмолвился, что здесь когда-то заживо сожгли женщину, любовницу господского ублюдка. Постепенно все встало на свои места. Сразу после свадьбы сестра Бруно объявила награду за его голову, поэтому он так внезапно исчез на одной из стоянок. Я спрашивал Артуша, чем все кончилось, и из его слов понял, что она своего добилась. Им не стоило знать о моем знакомстве с Бруно, а вот о том, кто я такой, они догадались быстро. Договорились, что это останется в кругу семьи. Несколько лет все было спокойно, – голос Марко словно оттаял из-подо льда. – Я обучал близнецов обращаться с оружием, младшего помню еще в колыбели. Близнецы – это мальчик и девочка. Артуш сначала был против того, чтобы его дочь тренировалась вместе с братом, но госпожа Мергардис его убедила.
Стало тесно и душно, вернулись непрошеные воспоминания: последние слова этой женщины были о ее детях.
– Значит, так ее звали, – тихо сказала Итка, сглотнув подступившую к горлу желчь. – Мергардис – красивое имя.
Его лицо еще сильнее осунулось и помрачнело.
– Она мертва, да?
Итка едва заметно кивнула: «Да, и я участвовала в ее убийстве». Он не сдержался и ударил кулаком по стене так сильно, что задрожал стол. Ей показалось, будто она слышит нечто похожее на скрип старого колеса – так сложно Марко было взять себя в руки. «И по чьей же вине я родилась преждевременно?» – думала Итка, чувствуя, как катится по спине капля пота.
– Ох, – вздохнула она и, расстегнув кафтан, жадно отпила воды из кувшина.
– Пусть Бруно думает, что победил, – процедил Марко, будто вовсе не замечая духоты. – Он еще не знает этих детей. Госпожа воспитала их в ненависти ко всему хаггедскому, а сила ненависти разрушительна. Смерть отца сплотила их еще теснее, а теперь… без матери они будут стоять друг за друга горой. Хотя, конечно, у всех есть свои слабости, – заговорил он несколько мягче. – Мергардис боролась с ранним пристрастием Освальда к девицам и выпивке, но что поделать, если он растет среди виноделов? В Сааргете всегда откупорена по меньшей мере одна бочка красного. А что до Ортрун… – Взгляд Марко стал потерянным, будто мысли его унеслись далеко. – Ты чем-то на нее похожа. Не лицом, но…
– И в этом ее недостаток? – скривилась Итка.
– Нет, конечно, нет, – снова пришел он в себя, – извини меня, я отвлекся. Беда Ортрун в том, что она, возможно, бесплодна. У нее не бывает женских кровотечений, хотя она твоя ровесница. Госпожа Мергардис держала это в строжайшей тайне, советовалась с лекарями и надеялась, что со временем все наладится. Но когда с брачным предложением прибыл гонец от Корсахов, ей пришлось согласиться.
Марко рассказывал об этом с таким спокойствием, что Итка напряглась: «Он отдает себе отчет в том, как эти сведения можно использовать?»
– Похоже, тайна не так уж строга, раз в нее посвящен мужчина.
– Госпожа не знает, что я знаю, – по ошибке сказал он о ней, как о живой. – Ортрун мне доверяет. Может быть, даже чрезмерно.
«Это точно», – отметила про себя Итка, покрутив в руках ясеневую ложку. Что за угрюмый дом: всего одна ложка, всего одна миска и хозяин, который не ждет гостей.
– Погоди, – зажмурилась она, чтобы не упустить внезапную мысль. – Если ты все эти годы жил в Сааргете, кто тогда притворялся Горуном Жильмой?