Первенцы

Много воды утекло с той ночи среди курганов. Старуха сильно задержалась в Кирте, если, конечно, не ездила куда-нибудь еще: служанки либо в самом деле ничего не знали, либо опять притворялись. А сегодня утром в усадьбе поднялся такой переполох, что юная госпожа догадалась – едет. Ее нарядили в серое платье – Нишка не жаловала яркие цвета – и причесали почти как в день свадьбы. Такой ее встретил Фирюль и сказал: «Пора».

За поворотом их ждал недлинный коридор, по которому давным-давно она в последний раз шла без поводыря, а мыслями юная госпожа возвращалась снова и снова к ночному разговору в свечном чаду.

«Я бы не советовал вам обоим лезть в такие игры, – растягивает слова Отто, выслушав намерения своего друга. – Это плохо кончится».

«Разве что для госпожи Нишки, – говорит Фирюль, может быть, ухмыляясь. – Только ты не посылай ей заранее весть о вашей гостье».

Отто постукивает пальцами по столу.

«Не стану, разумеется, иначе она тут же вернется. Я сам все подготовлю к приезду лучезарной госпожи».

«Надо же, вдруг заговорил как хозяин, – пытается задеть его разведчик. – Ты владыкой собираешься стать или так и помрешь в тени своей мамаши? Такой удачный момент, чтобы поставить ее на место! Хотя я много раз тебе говорил, как можно решить эту проблему наверняка».

Господин Тильбе перестает стучать.

«А я запретил тебе об этом думать».

«Она заслужила», – говорит Фирюль резко, как будто плюется.

«Она моя мать, – устало вздыхает Отто. – Впрочем, кому я это объясняю».

«Моя была жабой, твоя – гадюка, не вижу особой разницы».

«Разница в нас с тобой, но оставим это. Мне интересно другое: чего собиралась добиться ты?..»

Через двери большого зала она слышала голос этой гадюки, грубый, старушечий, властный и громкий:

– Я не спрашивала его согласия, – говорила Нишка, обращаясь, наверное, к управляющему. – Мне интересно, сколько это будет стоить.

Все еще Кирта? Или теперь ее, неугомонную, заботил какой-нибудь новый замысел, под который нужно все кругом перекроить, отрезав лишнее, пришив недостающее? Пусть занимается чем хочет, только бы подальше от Столицы, где они с Отто наконец будут сами по себе.

Двери распахнулись, повеяло холодом и сыростью. Юная госпожа, помня об осанке, размеренным шагом прошла куда-то вглубь зала. Может быть, на этом самом месте она упала, когда яд начал выгрызать ее изнутри. Разговор прервался, и тогда свое слово сказал Фирюль. Он объяснял, уверенно и спокойно, как все будет происходить дальше: Нишка откажется от намерения сопровождать сына в Столицу и продолжит восстанавливать принадлежащие его жене владения, а еще передаст ему все липкие ниточки своей паучьей сети. Старуха, смерив Фирюля, наверное, презрительным взглядом красивых глаз, хлестко бросила:

– Повесьте его. – И, как ни в чем не бывало, добавила: – Отто, зачем ты дал ей свою собаку?

Зашевелилась где-то по сторонам стража. Господин Тильбе тяжело вздохнул:

– Я не давал. И предупреждал, что собака мо… может укусить.

В это мгновение Фирюль должен был дотянуться до кинжала на поясе Отто и обратить его против хозяина. Судя по оборвавшемуся на полуслове голосу господина, так и случилось: разведчик приставил лезвие к его горлу. Стража затихла, застыла, как рыба во льду. Нишка попыталась изобразить хладнокровие:

– Думаешь, я поверю, что ты готов его убить? – равнодушно спросила она, но низкий голос подвел ее – дрогнул на последнем слове.

– А ты хочешь рискнуть? Разве тебе не рассказывали, что стало с моей маманей? – Ответа не последовало, и Фирюль недобро усмехнулся: – То-то же.

– Я слушаю, – отослав по его требованию стражу, мрачно произнесла старуха. – Очень внимательно.

Вот и настал ее черед.

Когда Отто увещевает их: «Вы разве не можете подождать?» – то обещает, что после выборов найдет медикуса, который точно поможет ей поправиться. В это же время она вспоминает, как лекарь старухи называл имя мастера Матея. «Спасибо за подсказку, дорогой муж, – думает она, – ты сам подразнил таракана объедками».

Юная госпожа сделала шаг вперед, поводок провис, Сорванец запыхтел, чем-то недовольный.

– Ты вызовешь Матея из Тарды, – твердо сказала она. – Заплатишь ему, сколько он захочет, чтобы сохранить тайну и вернуть мне глаза.

Нишка неприязненно хмыкнула.

– Это все?

– Не все, – вмешался Фирюль. – Ты дашь развод моей сестре. Она заберет детей, уедет и никогда больше не увидит этого вонючего урода.

«Он взял с меня слово не трогать управляющего, – жалуется разведчик, объясняя ей дальнейший порядок действий. – Видите ли, если сейчас на его место придет другой, это все только усложнит. Считает, наивный, что после выборов мать вдруг позволит ему править страной».

– Стельга моя по закону! – закричал управляющий. – Они никуда не поедут!

«Она опять понесла, я слышал разговоры. А если он так ее поколотит, что она скинет ребенка? – убеждает господина Фирюль. – Плевал я, хочет она моей помощи или нет. Это надо сделать, да побыстрее».

– Ты не просто позволишь ей уйти, – заявила юная госпожа. – Я хочу его смерти.