Ну, а, собственно, почему нет? Что он знает о духах, которым поклоняются круглолицые? Хотел же юный Акаро взять раненого рэт-лемута для каких-то не самых благочестивых дел. Отчего, собственно, он уверен в круглолицых? Из-за того, что мудрый Шугадан-Оглы сидел во время болезни у его изголовья? Но кто сказал, что Люди Льда просты? Благодарность — само собой, а тренировка воинов — само собой.
Есть способ проверить. Не очень надёжный, не очень умный, но времени-то терять зачем?
Еремей подозвал патрульных.
— Я думаю, нужно выманить похитителя.
— Что? — Шалси, похоже, ждал иного.
— Выманить. Похитителя — медленно и разборчиво повторил Еремей.
— Как? — Оба они смотрели на Еремея с полной готовностью выполнить любой его приказ. Вот чего не хочет Брасье. Раскола. У стражей границ один командир — капитан.
Нет, Еремей, как священник и советник, имеет право отдавать любое приказание любому стражу границы. Но правом этим обыкновенно не пользуются, разве уж в случаях чрезвычайных.
Был ли сегодняшний случай чрезвычайным? Нет. И случая-то никакого нет. Обычное патрулирование. Следовало свою идею приберечь до завтра, обсудить с Брасье. Но богатырь никогда не согласится на то, чтобы роль приманки выполнил он, Еремей. Найдёт кого-нибудь. А Еремей чувствовал, что именно он наживка самая приманчивая.
— Я пойду один. Впереди. Будто по неотложным делам. А вы следуйте в отдалении. Если кто нападёт, тогда и появитесь, — и, не дав времени на раздумья и протесты, он пошёл вперёд. Вот так.
Налетай на одинокого священника!
Но желающих не было. Не было, и всё тут. Никто не выпрыгивал из темноты, не падал с тёмного неба, не хватал за ноги из открывшегося вдруг подземелья.
А тут и солнце показалось.
В свете солнца затея Еремея предстала тем, чем и была. Продолжением поисков славы. Герой, герой, портки долой. Розгу для героя, порку перед строем!
Пристыженный, он оглянулся. Ещё и стражей подвёл. Брасье вправе выговорить им за нарушение порядка патрулирования.
Хорошо маскируются патрульные. Даже днём он не видит их. Правда, давало знать кошачье зрение — глаза слезились от избытка света, и дальние предметы расплывались.
Он махнул рукою, подзывая стражей.
Ладно. Впредь умнее будет. Помогать страждущим, утешать скорбящих. Молиться. Не брезговать повседневной работой.
Что-то уж очень хорошо притаились патрульные. День же.
Послышались шаги. Наконец-то.
— Отец Еремей? А где остальные?
Еремей вытер слезы.
— Капитан? Это вы?
— Это я, отец Еремей. Провожу обход патрулей. Хотите присоединиться?
— Нет, капитан, пожалуй, с меня хватит.
Капитан хмыкнул. Тихо, но явственно.
— Но куда делись Шалси и О’Коннор, отец Еремей?
— Должны… Должны быть здесь, — но Еремей понял, что не случайно патрульные отстали.
Отстали или пропали?
К полудню поднятые по тревоге стражники, а с ними и свободные от смены рудокопы обшарили каждую пядь окрестности Но-Ома.
Никаких следов патрульных Шалси и О’Коннора найти не удалось.
17
В Зале Советов, не так давно почти уютном, Еремей сейчас чувствовал себя хуже, чем в цирюльне. Хорошо, если только волосы остригут, а как и кожу прихватят?
Достопочтенный Хармсдоннер и капитан Брасье сидели напротив с видом серьёзным и озабоченным. Если на то пошло, он, Еремей, не менее серьёзен да что проку в серьёзности? Сама по себе никакая серьёзность не изловит ночную монструозию. Сколько склянок говорят они об одном и том же, об одном и том же!
— Нет, я ничего не слышал. Никакого шума, возни, возгласов, криков — ничего, — Еремей раздраженно смотрел на советников. — Я и не ждал нападения на патрульных. Я ждал нападения на себя, и потому не оглядывался.
— Они тоже, — пробормотал Брасье.
— Простите, капитан? — переспросил старшина.
— Я хочу сказать, что патрульные Шалси и О’Коннор, очевидно, всё внимание уделяли отцу Еремею. Они не могли допустить, чтобы с ним что-нибудь случилось, и, вследствие этого, перестали следить за собственной безопасностью. Этим и воспользовался враг.
— Вы полагаете, капитан Брасье, что это был один человек?
— Нет, достопочтенный Хармсдоннер. Это мог быть и не один, и не человек. Но в любом случае — враг. Враг умный и сильный. Он не попался в ловушку, измышленную отцом Еремеем, он сам воспользовался ею. Очень, очень умный враг. А то, что он бесшумно справился с двумя хорошо обученными и вооружёнными стражами границы, говорит о его силе и ловкости. Мы трижды прочесали маршрут и не нашли ничего. Н ни следов, ни крови. Ничего.
— Но, — решился, наконец, вставить слово Еремей, — возможно, они отклонились от маршрута?
Богатырь недружелюбно посмотрел на священника.
— Шалси и О’Коннор были хорошими солдатами. Они не могли нарушить приказ. Быть может, вы, отец Еремей, изменили его? Вас, как советника, они не могли ослушаться.
— Нет. Такого приказа я не давал, напротив, мне нужно было, чтобы патрульные строго придерживались маршрута. Иначе бы мой план не сработал.
Уж лучше бы он не сработал, говорило лицо капитана, но голос оставался бесстрастным.
— А вы сами, отец Еремей, не уклонялись от маршрута патруля? Все-таки место для вас новое, тем более, ночь, темнота.